Известно, что загородные монастыри покупали дворы в Новгороде, вероятно, чтобы иметь свои представительства в торговом центре. До нас дошла купчая Никольского Островского монастыря на двор с хоромами и огородом на улице Рогатице[265]. Но можно предположить, что подобные сделки совершались и другими монастырями.

В основе общего хозяйства монастыря лежали земельные угодья и деньги, составляющие паевой взнос монахов — «вкупу», то есть вклад, данный в монастырь во время пострижения. С эксплуатации «вкупы» монах и содержал себя в обители. В духовной новгородца Климента есть упоминание такого вклада: «А жена моя пострижется во чернице, есть ей чим ся пострицы». Далее в этом документе содержится просьба к монахам Юрьева монастыря, которому завещатель передавал два села: «А про се кланяюся игумену и всей братье: а жена моя пострижеться во чернице, то выдайте ей четверть, от не будет голодна»[266].

Общим хозяйством в обители заведовали должностные лица — ключники, келари. Финансовую деятельность «в миру» (операции с недвижимостью, закладами) вел староста монастырской церкви, который избирался из чернецов[267]. Каждый монах сохранял право собственности на внесенную им часть имущества. Кроме того, он сохранял право собственности и на свое не внесенное в монастырь движимое и недвижимое имущество. При уходе из монастыря «вкупа» возвращалась владельцу.

Кроме того, вкладчик мог рассчитывать на материальную поддержку монастыря. Пример тому — духовная грамота XV в., в которой чернец Алексей Фатьянов передает свою Толвуйскую вотчину Вяжищскому монастырю с условием владеть ею «до своего живота», «а где будет какова християнина или на землю окупить или помочи чим на буди, а то игумену Якиму и всей братье с Олексеем сопча, а где будет о той земли или о християнине каково слово обидное, ино им стоять с единого»[268].

Находясь в стенах монастыря, монахи не теряли связь с миром: занимались земельными, торговыми и денежными операциями. Монастыри снаряжали целые торговые караваны, с которыми отправляли либо монахов, либо купцов-мирян. О масштабе торговых операций монастырей свидетельствуют сохранившиеся грамоты. Так, из десятка грамот, касающихся деятельности Никольского Вяжицкого монастыря, — три купчих. По одной из них игумен Яким (1456–1458) купил у чернеца Алексея Фатьянова на р. Выге в Карелии «воду его» и лес Сапиничский «в дом св. Николы в веки» за 7 рублей[269]. Две другие купчие фиксируют также весьма крупные земельные приобретения (было уплачено соответственно 15 и 23 рублей).

Среди духовных грамот Николо-Вяжицкого монастыря есть две чернеца Алексея Фатьянова. По духовной он отдает монастырю в Толвуе «слободскую землю, и воду, и пожни… и полешей лес… все чисто святого Николе на память батку моему и матке моей и мне»[270]. В другой грамоте речь идет о порядке совместного владения вкладом Алексея в монастырь[271]. Вероятно, Алексей по происхождению был из новгородского боярства, поскольку в последней грамоте «послухами» выступали новгородские посадники и тысяцкие.

Довольно сложные экономические отношения существовали между загородными монастырями. Стремясь обеспечить для себя достаточный запас продовольствия, монахи малоземельных монастырей совершали сделки с другими монастырями, у которых, видимо, было в достатке плодородных земель. Так, Палеостровский монастырь в 1459–1470 гг. сделал денежные вклады в Спасскую Нередецкую обитель, чтобы «имать им хлеб и соль, как чернци и вкладники в монастыре емлют в доме святей Богородици в векы…»[272] А Вяжицкий монастырь, в свою очередь, заключил обменный договор с Палеостровским монастырем. По договору хлеб, собираемый Вяжицким монастырем с Толвуйской вотчины, обменивался на хлеб, получаемый Палеостровским монастырем за вклады в Спасский и Спасский Нередицкий монастыри[273].

Однако, несмотря на многообразную мирскую деятельность монастырей, авторитет монахов в XIV в. был велик. Именно из них новгородцы избирали себе обыкновенно духовников. Роль духовных пастырей в жизни новгородцев была достаточно велика. Как отметил В. Ф. Андреев, «присутствие при составлении завещаний духовника было обязательным не только в Новгородской земле, но и в других областях Руси и, несомненно, способствовало тому, что в большинстве сохранившихся духовных содержится упоминание о вкладе чаще всего в тот монастырь или в ту церковь, которую представлял духовник»[274].

Смысл монастырей объясняется в Новгородской первой летописи, в статье о первых монастырях на Руси: «И монастыреве велицы поставлени быша, и черноризец в них исполнено бысть, безпрестани славяще Бога в молитвах, в бдении, в посте и в слезах, их же ради молитв мир стоит»[275].

В сознании новгородцев монастыри, где непрерывно велась служба Господу, являлись гарантом прочности и незыблемости миропорядка.

Городские и пригородные крупнейшие монастыри были ведущими культурными центрами, средоточиями литературно-художественной работы. Это и неудивительно, ведь монахами в них становились бояре и богатые горожане, то есть наиболее грамотные, культурные люди, которые по каким-то причинам уходили в монастыри и занимались там наукой, перепиской и сочинением книг. Монастырские библиотеки были и служебными, и просветительскими центрами. Кроме литургических книг и книг для коллективного чтения в монастырях хранились и книги келейные, для личного чтения, среди которых встречались и светские произведения. Высокий уровень образованности монахов предусматривался и Студийским монашеским уставом, по которому жили в XIV в. в новгородских монастырях. В пункте 26 устава предписывалось иметь в монастырях библиотеки, и в определенные часы собираться всей братии для чтения: «Должно знать, что в те дни, в которые мы свободны от телесных дел, ударяет книгохранитель однажды в дерево, и собираются братия в книгохранительную комнату, и берет каждый книгу и читает до вечера»[276].

Известно, что первым настоятелем монастыря обыкновенно становился основатель обители или назначенный им игумен[277]. Следовательно, игуменами многих монастырей в Новгороде становились их основатели-бояре, что объясняет высокую политическую и экономическую активность монастырей. Так, боярин Олекса Михайлович в конце XII в. основал Хутынский монастырь, стал его игуменом, а после смерти был причислен к лику святых под именем Варлаама Хутынского. Посадник Василий Степанович основал Богословский Важский монастырь и был канонизирован как святой Варлаам Важеский.