не протухнут. Блин, монтажники придут телефон устанавливать только на следующей неделе. Придется обуваться и снова идти на улицу.

Хочешь рассмешить бога — поделись с ним своими планами. Лена сняла трубку, будто ждала у телефона.

— Слушай, хорошо, что ты позвонил. А я хотела записку тебе писать. Мне бежать надо! — выпалила в трубку Томилина.

— А что случилось? — спросил я. — Это связано с твоим серьезным разговором?

— Нет, просто у Нади Бибиковой, ну ты должен помнить ее, она у меня в гостях была, свекровь, Анна Семеновна, заболела, в больницу положили. Муж ее, Володя, в командировке, а с девочкой ее посидеть надо, четыре годика всего, я оттуда на работу сразу завтра...

К концу рассказа я уже слабо понимал перипетии страданий четырехлетней свекрови, которая уехала в командировку. Зато до меня дошло то обстоятельство, что покушать на халяву не получится. А разговор про что-то важное Лена перенесла на завтра. Точно не про беременность. Ближе к платью, скорее всего. Пойду в магазин, куплю хлеба, кефира, колбасы и прочих стратегически важных в жизни каждого холостяка продуктов. И еще всем назло пачку пельменей, сварю, съем единолично.

* * *

— Панов, что ты думаешь насчет Жигулей?

— Ты про пивбар? После работы можно съездить, креветочек поесть. Я «за».

— Дурак, про машину.

Я страдальчески посмотрел в потолок, потом на Лебензона, который на врачебной конференции разносил шестую бригаду за пропущенный инфаркт. Потому что по рекомендации скорой клиент побрел в поликлинику, где чуть не окочурился, сидя в очереди к терапевту. Главврач метал громы и молнии не только на проштрафившихся врачей, но и на весь коллектив в целом. На его лице застыла кислое выражение, будто съел сразу пару лимонов. Физиономия Ароныча сильно диссонировала с жизнерадостным настроем Томилиной, которая для галочки задала мне вопросы про каникулы и тут же начала на ухо рассказывать про знакомого, который продает вазовскую трешку.

— Ты же сам мне советовал купить машину!

— Советовал, — послушно согласился я.

— У моей подружки отец продает годовалую.

— А права у тебя есть? Курсы не две недели, побольше.

— Есть, сдала... с третьего раза... два года назад еще.

— Родителям что скажешь? Машину не спрячешь в книжку.

— Заняла.

— У кого?

Тут-то Томилина и задумалась. Да, тяжело легализовать «бриллиантовые» деньги в Союзе при зарплате в сто пятьдесят деревянных в месяц... В будущем как? Сказал, мол кредит в банке — и все, вопросов ни у кого нет. Только повсеместное сочувствие — такую кабалу на себя повесил. А сейчас?

— Надо подумать, — Лена озабоченно закусила губу.

— Ты у Харченко в больнице была? — отвлек я девушку от тяжелых автомобильных дум.

— Была. Прооперировали, рана хорошо заживает. Но ему еще лежать и лежать. Вроде в аварии его не виноватят — мигалка и сирена были включены.

— Сирена не была.

— А свидетели «вспомнили», — Лена пожала плечами. — Нам временного водителя дают сегодня. Какого-то Фролова.

— Ну дают и дают, — вслед за всеми я поднялся, но был остановлен Лебензоном. — А вас, Панов, я попрошу остаться!

Надо было видеть лица коллег. В меня опять попала пуля «дум-дум» и мои ошметки разлетелись по всему конференц-залу.

К моему удивлению, никакого разноса не было — Ароныч даже предложил мне кофе из своего термоса:

— Андрей, я знаю... — тут Лебензон замялся, отхлебнул из кружки ароматного напитка. — У вас там, — последовал кивок в сторону потолка, — есть высокопоставленные покровители.

Я поперхнулся кофе, но промолчал. Посмотрим, к чему это все идет.

— С моим, точнее с нашим коллегой случилась неприятная история...

Заведующий подстанцией прям весь сморщился. Подъехала новая порция лимонов. А вслед за ней история про Каверина. Николая Михайловича — главврача всей столичной скорой помощи. Который реорганизовал всю службу, сделал кучу полезных нововведений и все, что у нас есть — мы обязаны ему лично. И вот с этим Кавериным случилась типичная история. В ходе реформ Николай Михайлович нажил кучу врагов в медицинских кругах. За что получил донос в прокуратуру, мол главврач самым беспардонным образом берет взятки со всех подряд, начиная от подчиненных и кончая пациентами. Появление этого разоблачительного документа было продиктовано, конечно же, отнюдь не трогательной заботой о моральной чистоте скоропомощных рядов. Цели доносчиков были более прагматичны — убрать неудобного Каверина, посадить на его место блатного сыночка замминистра.

— У Николая Михайловича был обыск, — Лебензон выстроил брови домиком. — Нашли ерунду, бутылки с иностранным алкоголем, одежду из капиталистических стран...

— Арестовали? — поинтересовался я, прикидывая, что делать.

— Да. Вменяют получение взяток. Причем пострадавших и свидетелей в деле нет!

— О как... Социалистическая законность на марше, — неосторожно брякнул я, вызвав страдальческий вздох Лебензона.

— Андрей, очень прошу, поучаствуйте в судьбе нашего коллеги.

— Начальника.

— Ну пусть начальника. Мы в долгу не останемся!

Ага, знаю я эти долги. Месяц назад этот самый страдающий Лебензон устраивал мне подставы со сменами, дабы уволить. А тут вдруг всполошился...

С другой стороны не за себя же просит, а за Каверина.

Я про него слышал. Участник Великой Отечественной войны, отличный врач и еще лучший администратор, который, действительно, вытащил московскую скорую из коматозного состояния в 60-х годах.

— Сделаю, что могу, — коротко ответил я. — Мне на вызов пора, диспетчер зовет.

* * *

Фролов оказался мрачным небритым здоровяком — полной противоположностью Харченко. По дороге он молчал, тупых шуток в эфир не выдавал. Вел аккуратно, на красный не проскакивал. С другой стороны и каких-то экстренных вызовов нам поначалу и не давали. Опять скоропомощная рутина — с давления на разные старческие болячки.

Но потом все-таки посыпалось. Сначала отправили дежурить на пожар. Горело два гаража и пристройка магазина, которая примыкала к кооперативу. Доблестные борцы с огнем уже добивали остатки пожара, общественность держала за руки какого-то бородатого мужичка, который все рвался к подростку с подбитым глазом. Паренек всхлипывал, лицо у него выглядело обгоревшим — опаленные брови, волосы.

— Что тут происходит? — я прихватил бородатого за шкирку, Томилина бросилась заниматься подростком, затащив его в салон скорой. Дверцу оставила открытой. Не дело, конечно, там же холодно сейчас будет.

— Это пасынок мой, — мужик сник, перестал вырываться. — Бензин с дружком отливали в гараже.

— Да мы аккуратно! — взвыл паренек, не то от