— Ладно, извини. Так вот, позвонил твой друг Ашхацава и начал что-то невразумительно объяснять про видео. Кому и где я должна рассказывать, что мы тогда смотрели?

— Когда спросят, тогда и скажешь. Гражданка Пилипчук, Оксана Гавриловна, с общей гигиены...

— Андрей, я знаю, кто это, — в свой черед перебила Лиза.

— Так вот, она оказалась моей соседкой по дому. И подала жалобу, что я организовал просмотр антисоветских фильмов и порнухи. В ректорат, на мелочи не разменивалась. Меня вызывал Клочков. Я написал объяснительную, что ничего такого не было. Участников вечеринки не указывал, в кляузе их тоже не было. Но ты же знаешь — захотят, узнают. Та же Пилипчук расскажет, она на нас смотрела в упор, когда я всех провожал. Понятно?

— Ага, — кивнула растерявшая красноречие и боевой задор Шишкина. Правильно, дурой она точно не была. Сразу срисовала все перспективы.

Я налил ей в кружку кипяток из застучавшего крышкой чайника, добавил заварки. Но Лиза чай пить не стала, а пошла сначала в ванную, где подозрительно долго мыла руки, а потом сразу зачем-то ринулась в спальню. Причем вид у нее был настолько целеустремленный, что у меня даже мысли не возникло, что планируется первый раунд борьбы под одеялом. Так что я спокойно налил себе чай и принялся делать бутерброд с маслом и сыром. Когда еще есть вредные для здоровья продукты, как не в молодости?

Я как раз встал, чтобы поставить масленку назад в холодильник, как Шишкина выбежала из спальни, зачем-то вытянув правую руку вперед и сложив пальцы в щепоть. Крестным знамением меня осенять собралась? Так тремя же пальцами, а не двумя. А у староверов большой палец и вовсе в процессе не участвует. С другой стороны, каких-то церковных закидонов я за Лизой не замечал.

Но уже через пару шагов она воскликнула:

— Правду люди говорили! Ты без меня телок сюда водишь!

При этом содержание стали в ее голосе приблизилось к рекордным отметкам. Покойный Андрей Януарьевич Вышинский со своими знаменитыми спичами про бешеных собак и продажных наймитов капитализма нервно курит в сторонке и давится от зависти.

— С чего ты взяла? — спокойно ответил я, положил сыр поверх масла и откусил кусочек. Есть, если честно, перехотелось, но в таких случаях надо показывать полное спокойствие и отрицать всё, включая найденные предметы дамского белья.

— Вот! — Шишкина с каким-то мазохистским удовольствием ткнула мне сложенную щепоть.

— Что «вот»? Маникюр успела сделать после приезда? Так вроде лак тот же, что и был. И как это связано...

— Волос! Бабский! Не мой! — завопила Лиза. — Ни по цвету, ни по длине не сов-па-да-ет! Вот, смотри! — и она приложила найденный трофей к своим волосам, будто я с расстояния в пару шагов мог увидеть, что она там держит.

— Ну и что? — пожал я плечами и откусил еще кусочек, на этот раз запив его чаем. — Вспомни, что было у меня непосредственно перед нашим отъездом? Вечеринка. Там кроме тебя, еще четыре девушки было. Мало ли кто из них что-то делал в моей спальне. Это раз. А теперь, дорогая моя, я скажу, что у нас за номером два!

Наверняка внешнее спокойствие я сохранить не смог, потому что рука Елизаветы сама собой опустилась и пальцы разжались. Но меня таким не проймешь. Вам хотелось скандала и разборок? Ну, вашим же салом...

— А за номером два у нас следующее. Запомни. Ты мне не жена и не мать моих детей. А даже и в таком статусе наши отношения строятся на полном доверии. А нет — так дуй отсюда и не возвращайся! Андестэнд? А?! Истерики в другом месте устраивать будешь! Если у тебя всё, садись пить чай, пока не остыл, — уже спокойно добавил я.

— Андрей, ты понимаешь... — начала Лиза, чуть переигрывая, попыталась всхлипнуть, при этом пытаясь наощупь найти ручку кружки.

— Мы всё обсудили. Пей чай. Я же донес до тебя свою позицию? — почти ласково спросил я.

— Да. Но...

— Значит, и обсуждать больше нечего.

* * *

После неизбежного бурного примирения Лиза задремала. К ней тут же присоседился Кузьма, блаженно заурчавший где-то в районе живота девушки, что вызвало не самые эстетические ассоциации. Я потихоньку встал и пошел в гостиную, аккуратно прикрыв за собой дверь Мне то что, уже выспался.

Сев за стол, и вновь порадовавшись его наличию, я разложил перед собой чистовик перевода нашей статьи. Я, конечно, не Михаил Петрович Мультановский, легендарный составитель англо-русского медицинского словаря, но тоже кое-что умею. Вроде всё в порядке, но не лишним будет проверить еще разик. Стоп! Какого такого здесь неопределенный артикль стоит? Существительное за ним ни фига неисчисляемое. Вот так, послали бы, с школьной ошибкой! От нервов всё, от них, проклятых! Ясен пень, что перед отправкой проверят не раз. Даже подай мы текст без перевода — нашлось бы кому. Потому что вопрос престижа. Всё, собираю в папочку с каллиграфической надписью «Unidentified curved bacilli on gastric epithelium in active chronic gastritis», I.А. Morozov, A.N. Panov. Таких папочек у меня только три лежит. И у Морозова еще без счета.

— Андрей, а почему ты здесь? Я заснула, наверное, смотрю — тебя нет.

Лиза, одетая исключительно в электрическое освещение и рыжий комочек кошачьей шерсти, из которого торчит подрагивающий хвост, просто прекрасна. Ну его в болото, этот перевод. Мне срочно надо заграбастать эту красоту и вернуться с ней в спальню!

Главное, не забыть потом папочку отдать, чтобы отцу передала.

* * *

Первый звонок со свежесмонтированного городского телефона я совершил в институт питания. И сразу был озадачен Морозовым явкой на первое собрание выездной группы. Инструктаж, накачка, проверка документов...

— Сам Шатерников будет, — голос Игоря Александровича не дрожал, но был где-то близок. — И эта его, Шевченко. Вези характеристику с места работы, с места учебы, заполни анкету на загранпаспорт в ОВИР, шесть фотографий 6 на 4, в овале. Скажешь в фотоателье, там знают. Обязательно на матовой бумаге! Запомнил?

— Так выезд только через месяц? — удивился я

— И так впритык. Сначала проверка в КГБ, потом визу запрашивать. Хорошо, что Шатерников пообещал все сам решить с ОВИРом и австрийским посольством. У меня тоже загранпаспорта нет...

— А выездная комиссия? В горкоме будет?

Советская система заграничных