— Хватит пререкаться, — устало сказала Гвинелла, — в одном принцу отказать нельзя — он достаточно умён и грамотно использует своё положение. Он с самого начала затронул и развил больную для нас тему. И винить его в этом не стоит: всё равно пришлось бы, рано или поздно. Конечно, наверняка сказалась усталость, которая подкосила его осторожность — и очень жаль, что мы не воспользовались этой возможностью расставить все точки над И. Что ж, с первого раза было глупо ожидать иного.

— Я по-прежнему не считаю целесообразным то, ради чего мы вообще это делаем, — упрямо сказала Карнелла, — мы уже столько раз терпели поражение, что…

— Но нам приходится это делать, мама, — устало сказал Мизраел, положив голову на руки и смотря куда-то вдаль, — мир меняется вне зависимости от наших желаний и, коль скоро мы живем так долго, волей-неволей, в какой-то степени — но вынуждены меняться вслед за ним. Раньше нам поклонялись, нас боялись и безмерно уважали — это правда. Но вот гномы начинают творить немыслимое — покоряют воздух. Да, пока дело у них идёт неровно, рискованно, но стоит им подобрать верные формулы — как в небеса взлетят сотни таких машин. И немного времени пройдёт, прежде чем они додумаются напичкать их пушками. И вот тогда-то они и поспорят с нами за права на небеса.

— Но ведь можно же было просто не допустить этого, — сказала Карнелла, — прилететь, изничтожить треклятые машины, запретить…

— И ничего бы это не дало, — устало сказал Мизраел, — не забывайте мама, хоть вы мне и тёща, а все же я буду постарше вас. И помню, как мои сородичи пытались… ограничивать развитие других рас путем господства и тирании. Ничего хорошего из этого не вышло: угнетаемые в течение сотен лет расы взрастили и вскормили того, чьим призванием было убийство таких, как мы. И, святой Белый Дракон, какая же это была бойня! Мы, конечно, его остановили, но ценой, которую я буду с содроганием вспоминать до самой гробовой доски.

Так что нет, мама, ограничивать развитие других рас — это не выход. Это всё равно, что вставать на пути у реки — как бы ни была велика твоя сила, рано или поздно поток сметёт всё на своем пути. Единственный разумный выход — это приспосабливаться. Искать общий язык с сильными мира сего. Оказывать им милость своими услугами, но по факту — быть полезными до тех пор, пока мы можем быть таковыми. Я отчётливо знаю: у нас есть в запасе ещё лет триста. Может быть, немного больше. Но затем мир изменится так, что нам-старым в нём может просто не остаться места — если мы сейчас не проложим путь нам-новым. И это в самом идеальном случае, если полностью забыть про Цвет и Пророчество.

— Это всё звучит жутко и невероятно, милый, — немного испуганно сказала Гвинелла.

— Я знаю, дорогая, — Мизраел подошел к своей супруге сзади и обнял её, ласково гладя по волосам, — но не зря я, старый, усталый дракон, уже больше двух тысяч лет машу крыльями в небесах этого мира. И он столько раз менялся, что мне часто хотелось долго-долго тереть глаза и спрашивать себя: не показалось ли? Да как это вообще возможно? И так столетие за столетием. Так что поразмыслите над этим, мама, — сказал он Карнелле, — и прошу вас, дайте ему хотя бы шанс…

* * *

А я все шёл и шёл по бесконечным коридорам, и никак не мог сориентироваться. Зря я, наверное, так быстро ушёл с ужина, в положенное время меня наверняка дождался бы Карнекир и отвёл в мои покои, теперь же придется выкручиваться самому. Я решил повернуть обратно, рассчитывая найти знакомый поворот. Однако буквально за углом меня поджидал… Кардел.

— Что, женишок, потерялся, — язвительно сказал он, явно ожидая именно меня, — наше жилище зверей оказалось для тебя слишком сложно, дитя цивилизации?

— Замок поистине велик, — спокойно ответил я, — как минимум в два раза больше нашего, в Тискулатусе. Кроме того, я здесь первый день. Немудрено заблудиться.

— Ну ещё бы, — он самодовольно смахнул русую чёлку со лба, — странно, что на помойке, откуда ты родом, вообще что-то путное умеют строить.

— И после этого вы ещё задаетесь вопросом, почему остальные вас боятся, — с горечью хмыкнул я, без страха глядя в его золотистые глаза, — вы пригласили меня сюда и я, на правах гостя, не имею возможности ответить на оскорбление. Даже учитывая тот факт, что ты не меня оскорбил — мою родину. Печально лицезреть, что для всех этих неприятных слухов имеются веские основания. Потому что конкретно ты сейчас ведёшь себя как дикий, нецивилизованный зверь.

Я почти не успел заметить его атаки — казалось, с его рук сорвалась рыжая точка, молнией полетевшая в мою сторону. Инстинктивно я создал перед собой стеклянный щит — и он тотчас разлетелся осколками. Но и удар в мою сторону не пропустил.

— На что ты рассчитываешь, — удивлённо сказал я, сохраняя равнодушное выражение лица, — если ты хочешь силой заставить меня признать, что ты разумный, цивилизованный дракон — то вынужден тебя огорчить, это вызывает лишь противоположный эффект.

Однако это равнодушие мне стоило очень дорого. Щит, который я сейчас использовал, назывался Небесное Зеркало. Это уникальное заклинание для иллюзионистов, тайну которого они ревностно оберегают. Это — заклинание последней надежды для иллюзиониста в случае, если того загнали в угол, и ему некуда бежать и негде прятаться. Это заклинание отражает любой направленный на хозяина удар — но взамен пьёт столько сил, сколько нужно для его отражения. И сейчас я с ужасом ощутил, что запас моих магических сил мгновенно упал почти вдвое…

Мои опасения были не напрасными. Кардел, в глазах которого при неудаче заплясало бешенство, хотел повторить атаку, но не успел. Прежде чем он поднял руку, буквально из ниоткуда возник Карнекир и, схватив несносного отпрыска за запястье, поставил его в унизительный захват, явно причиняя сильную боль.

— Ах ты, мерзкий червяк, — прорычал Кардел, — да знаешь ли ты, что с тобой за это будет?! Да я…

— Меня ты можешь оскорблять сколько угодно, — ровным голосом сказал Карнекир, безо всяких усилий удерживая драконьего принца на месте, — но своим поведением ты сейчас опозорил весь род этого замка. Немедленно извинись перед Дитрихом!

— Да пошёл ты, — далее последовало хотя и не очень литературная, но весьма новаторская фраза, которую я с удивлением поставил себе на заметку — это ж надо было умудриться такое выдумать.

Карнекир его познаний не оценил. Лёгкое нажатие на заломленную руку — и русоволосый юнец склонился передо мной, чуть ли не плача от боли и унижения…

— Не надо, — сказал я, внезапно испытав очень странное и тревожное ощущение, — не надо делать ему больно. Пожалуйста, отпусти его.

— Боюсь, это невозможно, принц, — печально сказал Карнекир, — на обычные розыгрыши ещё можно было бы закрыть глаза, хотя назвать их безобидными я не могу. Но прямое нападение… это уже совсем иной уровень нарушения.

— Но, вырывая извинения силой, ты ничего не добьешься, — попытался было возразить я, — он только обозлится пуще прежнего. Просто нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу…

Хотя, признаться честно, даже я до конца не верил своим словам. Во мне ещё металось эхо ужаса, который я испытал, понимая, что сил отразить второй удар Кардела могло и не хватить. И чуткий беловолосый дракон, руку даю на отсечение, отлично это понимал.