И в самом деле: друзья повернули её в сторону, и оказалось, что в кудрях Хейзел запутался маленький блестящий билетик, не похожий ни на один из тех, что она сумела схватить в туннеле.

А вот Алек узнал его сразу.

– Это Яррг-Фокси! Это Яррг-Фокси! – закричала Шарлотта.

«Невозможно», – подумал Алек. Внизу живота у него закипал гнев, и он был готов вырваться на свободу в любую секунду.

Он вспомнил, как выглядела «Аэротруба» до того, как её включили. Там осталось несколько обрывков от предыдущей игры. И в этой маленькой кучке блестящих конфетти и билетиков, похоже, прятался единственный купон на Яррг-Фокси, ожидая, когда его снова поднимет ветром.

Алек был уверен, что она не хотела этого, но лицо Хейзел совершенно изменилось. Лишь на долю секунды, но именно в эту долю секунды он на неё смотрел. И увидел, какое облегчение она испытала, выиграв приз, который якобы был совсем не нужен.

И никто не увидит громкой истерики Золотой Хейзел, девочки, у которой было всё, кроме лиса.

– Верно, мальчики и девочки! Хейзел выиграла, и Яррг-Фокси теперь принадлежит ей! – воскликнул ведущий, и у ребят практически начались конвульсии.

Они прошли вслед за сотрудником пиццерии к стеллажу с призами и обступили его; он снял с верхней полки коробку с Яррг-Фокси и вручил Хейзел, словно увенчивая её короной.

– Какое облегчение! – вздохнула мама и без сил упала в кресло.

Алек уставился на маму, словно у неё отросла вторая голова. Облегчение?!

– Это просто смешно! – воскликнул он.

Мама хмуро посмотрела на Алека:

– Как ты можешь так говорить? Ты же знаешь, как сильно ей хотелось эту игрушку.

– Что, действительно похоже, что ей была нужна эта дурацкая игрушка? – проворчал он, всё ещё разъярённый из-за того, как умело удавалось Хейзел скрывать, насколько она избалованная.

Алек смотрел, как сестра распаковала лиса и взяла его в руки, улыбаясь ему, словно давно потерянному сокровищу.

– Дай посмотреть, дай посмотреть! – кричали друзья, но Хейзел лишь робко улыбалась и качала головой.

– Милая, почему ты не хочешь с ним поиграть? – спросил папа, но Хейзел просто помотала головой.

Лишь после того, как её друзья утратили интерес к игрушке и ушли обратно к игровым автоматам, мама отвела Хейзел в сторонку.

– Что такое, милая? Тебе больше не нужен этот лис? – спросила она, и Алек не выдержал:

– Конечно, нет! Она получает всё, что захочет, и всё равно недовольна! Но, ой, как же жаль, что Хейзел больше не хочет этого лиса! – закричал Алек. Он насмехался над ней. Глумился. Но никто не слушал.

После этого Хейзел куда-то довольно надолго ушла. Её не было минут десять.

– Говорил вам, её вырвет, – сказал папа. – Пойду посмотрю, всё ли с ней хорошо.

Но когда он уже собрался идти в дальнюю комнату, где исчезла Хейзел, она вышла оттуда, по-прежнему крепко держа в руках лиса, словно игрушка вдруг стала для неё очень важна.

– Хейзел, милая, с тобой всё хорошо? – спросила мама, погладив Хейзел по голове.

Хейзел уже не выглядела мрачной или растерянной (или, по версии папы, словно её тошнит). Она наклонилась к маме, шепнула ей что-то на ухо, и мама чуть не растеклась лужицей прямо по полу пиццерии «У Фредди Фазбера».

А потом мама сделала нечто совсем неожиданное.

– Алек, подойди сюда, милый, – сказала она, и Алек подозрительно посмотрел на них обеих. Справедливости ради, то же сделали папа и тётя Джиджи.

– Просто подойди, – сказала мама, закатывая глаза. Тем не менее она всё ещё улыбалась.

Алек осторожно подошёл к маме и сестре. У него было чёткое впечатление, что он идёт прямиком в ловушку.

– Давай, Хейзел. Скажи ему то же, что и мне, – сказала мама.

Хейзел, казалось, была в ужасе. Она прятала лицо за плюшевым лисом.

– Посмотрите-ка на неё. Робкая, как и всегда. Хорошо, я буду стоять вот здесь, – проворковала мама.

Алек был готов выскочить из кожи.

– Что, чёрт возьми, ты творишь? – прошептал он сквозь стиснутые зубы. Он был так близко – так близко – к тому, чтобы обыграть сестру в её собственную игру.

Нет, в его собственную игру. Победить должен он.

– Ничего, – сказала она. – Я не хочу больше этого делать.

– Чего делать? – спросил Алек, явно нервничая. Он посмотрел на родителей, но они, похоже, ничего не услышали.

– Я больше не хочу притворяться плохой. Я сделала это просто для того, чтобы понравиться тебе.

Алек потерял дар речи.

– Что?

– Вот, – сказала она и прижала Яррг‐Фокси к его груди. – Это тебе.

– Ой, как мило! – воскликнула мама.

Папа зашикал на неё; родители и тётя Джиджи по-прежнему внимательно наблюдали за ними.

– Ты что, серьёзно? – спросил Алек.

– Я хотела выиграть его только для того, чтобы отдать тебе, – сказала она.

– Что, блин, мне делать с дурацким лисом?! – спросил он. Нет, даже не просто спросил – потребовал ответа. Это уже слишком. Как ей удалось так легко его обыграть?

– Я хотела, чтобы ты перестал так ненавидеть меня. Просто возьми его, хорошо? – сказала она и ещё раз пихнула игрушку ему в руки.

Всё пошло совсем не так, как должно было. Она должна была не выиграть лиса, устроить эпическую истерику, которую, он был уверен, копила в себе целую неделю, а потом, когда родители и все её друзья увидят, какая она на самом деле избалованная, жизнь должна стать такой же, как нравилось Алеку раньше: он будет жить относительно незаметно, и на нём больше не будет висеть бремя идеальности Золотой Хейзел.

Но теперь она выиграла лиса, и что она с ним сделала? Отдала брату! Изображая из себя святую, она отдаёт ему свою самую дорогую вещь. Она выиграла её для него. Потому что знала, как сильно он её всегда хотел.

Она объявила ему шах и мат.

– Нет, – сказал он, бросая лиса назад ей. – Нет, он мне не нужен.

– Алек! Как ты ведёшь себя с сестрой? Она дарит тебе свой подарок в свой день рождения! – закричала мама.

– Она просто фальшивка! Вы что, не видите этого?? Она худшая, избалованная, капризная фальшивка! Почему вы этого не видите?

Алек говорил и говорил. Это единственное, что не давало его голове открутиться с шеи, как в фильме «Изгоняющий дьявола».

– Ты хочешь, чтобы я взял лиса? – спросил Алек; судя по маминому взгляду, он был похож на маньяка. – Ладно, хорошо, я возьму лиса.

Он вырвал игрушку из рук сестры так сильно, что оторвал лису одну лапу и в воздухе разлетелись обрывки ваты.