— Вперед, — шепнула я Серебряному, — до утра нужно убраться подальше отсюда…

Конь коротко проржал — дескать, ясно — и двинулся походной рысью. Он сам менял аллюр, как привык, наверно, за много лет службы, а шаг у него был таким ровным, что хоть спи в седле.

Мне, однако, было не до сна, я размышляла, как быть дальше. Ясное дело, когда Райгор поймет, что пташка упорхнула, все пути к перевалу будут перекрыты, и случится это очень скоро: ведь он наверняка рассудит, что я помчусь именно туда. Прорваться на всем скаку? Так ведь и там, и на дорогах полным-полно княжеских людей! И пусть я знаю кое-какие тропы, могу позвать чутконосых (уж узнают они меня, наверно, даже в маске?), шансов пробраться в Сайтор незамеченной слишком мало.

Добраться до моей дальней родни, Литтенов, не минуя перевал, невозможно, если, к примеру, поехать кружным путем. Да я и не слишком хорошо представляю, как их искать: ни разу там не бывала! Остается только рыцарь Раве, а я даже не знаю, жив ли он еще! Но если нет, его наследники приютят меня, однако до них путь тоже неблизкий… И там тоже будут искать, как только Райгор вспомнит старика — видел же его на том балу. Но, может, не обратил внимания? Не стала бы я на это рассчитывать он памятливый…

Однако выбирать не приходилось, и я повернула Серебряного прочь от перевала, на восход, вдоль горного хребта. Владения Раве располагались в предгорьях, и добраться туда нужно было до того, как ляжет снег: если заметет дорогу, одинокий путник уже не проберется, а обозы туда ходят нечасто, особенно зимой.

Я рассчитывала успеть до первых заморозков: зима, судя по всему, не торопилась. Но если не выйдет… на что жить? Денег, судя по весу мешочка, было не так уж много, припасов у меня с собой лишь столько, сколько может увезти путник… А Серебряного ведь тоже нужно кормить и обихаживать! Пока еще не сошла трава, но он же не горная лошадка, чтобы жить на одном лишь подножном корму, а овес нынче дорог…

Если я застряну где-то, подумала я, придется продать коня. Либо уж влезть в долги у хозяина какого-нибудь постоялого двора, а потом удирать темной ночью не расплатившись!

— Надеюсь, до этого не дойдет, — вздохнула я и похлопала Серебряного по шее. Он ответил коротким согласным ржанием и прибавил шаг.

— Да, господа, поиздержался я страшно, — говорила я, не забывая воздавать должное накрытому столу, — кто ж мог подумать, что овес так вздорожает?

— И не говорите, — кивнул один из моих сотрапезников, немолодой веснушчатый мужчина с внушительным шрамом на подбородке, — сами волками взвыли, как узнали… Считай, вся прибыль на прокорм пойдет, торговать в убыток стало.

— Вот-вот, — подхватил его напарник, невысокий и чернявый, с быстрыми хитрыми глазами, — добра привезли много, а расторговались едва-едва.

— Я думал, на хорошее сукно всегда спрос есть, — наивно сказала я. — Ладно там разноцветные шелка и всякие кружева на дамские платья, но уж это-то…

— Спрос-то есть, — вздохнул веснушчатый (его имя было Вител), погладив короткую бородку, — да укупить никто не может. Мы и так уж цены сбавили донельзя: не обратно же везти! А здесь склад устраивать — больше потеряешь, еще и погниет весь товар, вон сырость какая. И еще не поймешь, какая зима будет, приметы не срастаются…

— А что случилось? — еще более наивно спросила я и утянула с блюда гусиную ногу. У этой птицы в родне явно был кто-то из горных быстрокрылых, если судить по размеру.

— Да что-что, неурожай… — пробормотал Вител. — Снопы наметали — о-го-го! А зерна намолотили — шиш да ни шиша. И так уж не первый год, и все хуже и хуже становится! В чем дело, никто понять не может, знающие старики только руками разводят. Вроде и дождя вволю, и солнца хватает, и озимые морозами не побило, ан поди ж ты!..

— Угу, теперь браконьеров разведется, — поддакнул его напарник, — потому как на одной репе зиму не просидишь. Скотину пустой соломой кормить придется, про птицу и вовсе молчу… Небось забьют, пока не отощала, но надолго ли того хватит?

— Вон оно что… У нас-то что урожай, что неурожай, все едино еле-еле хватает, мы привычные, — вздохнула я. — Но как теперь быть, и не знаю. К такому, честно скажу, господа, матушка меня не готовила…

— А батюшка? — тут же спросил чернявый Чарим.

Я молча развела руками, потому что зубы мои завязли в жестком мясе. От старости этот гусак умер, что ли?

— От батюшки на память только конь остался, — ответила я, прожевав. — И тот раза в полтора меня старше.

— А по нему и не скажешь, знатный жеребец, — заметил Вител.

Благодаря Серебряному мы и познакомились: я как раз возилась на конюшне, думая, как быть — деньги таяли стремительно, и я предпочитала лишний раз сама не поесть, но досыта накормить коня, — когда пришел пустой обоз. Признаюсь, я немного опасалась связываться с торговцами: они люди опытные и очень приметливые, и даже если их обманет моя маскировка, они могут заподозрить неладное.

Однако сперва мы с Вителом перекинулись парой слов о Серебряном, потом встрял Чарим со своим мнением касаемо лошадиных статей (он был степняком и предпочитал совсем других коней), я не осталась в долгу и рассказала ему о горных скакунах… В общем, вечеряли мы за одним столом, а когда я честно сказала, что денег у меня хватит только на хлеб да сыр, так что я уж своими припасами обойдусь, Чарим только поцокал языком и закатил глаза.

— Кто ж такого мальчишку отправляет в дорогу без единой лишней монеты и без взрослого товарища? — перевел Вител. — Да еще на таком жеребце, на которого кто угодно позариться может? Конь знатный, а что не молодой, так не враз поймешь, даже я поначалу обманулся.

— Его так просто не уведешь, — усмехнулась я, — он чужих не признает.

— Ничего, умельцы всегда найдутся, — заверил Чарим и выразительно цыкнул зубом. — Может, и не сведут, а сведут — укротить не сумеют, да только тебе уже все равно будет, в канаве-то да с проломленной головой, а то и с удавкой на шее.

Видимо, я заметно изменилась в лице, потому что Вител подвинул мне блюдо с пирогом и мрачно сказал:

— Ты ешь, парень, не стесняйся. По тебе сразу видать, что дома тебя пирожками не часто баловали…

Я не заставила себя упрашивать. Сильно впрок не наешься, но если угощают, почему бы и не отвести душу? Вот знать бы еще, от чистого сердца угощают или тоже на Серебряного позарились?

— И куда тебя понесло на зиму глядя? — спросил Вител.

— К дальней родне, — ответила я чистую правду. — Правда, как их найти, я сам толком не знаю, а матушка уж объяснила так объяснила… Сперва прямо, потом налево, потом вокруг да около, а не доезжая, упрешься. Ну и добрые люди подскажут, а как же… Только я плутаю уже который день, а никто даже и не слыхал, где это такой рыцарь Данвор обитает!

Имя, признаюсь, я выдумала, потому что скажи я о Раве, обозники могли его припомнить.