она до хруста в костях от горя и горечи, от безысходности. От осознания бессмысленности любой гражданской войны, когда разведенные опытными кукловодами – так называемыми революционерами, граждане одной страны воюют друг с другом. Брат убивает брата, отец – сына, сын – отца и так далее, и так далее. И нет в такой войне, и не может быть победителей. Или, как писал Хемингуэй: «Победитель не получает ничего…»

Но вернемся все же к нашей теме – праздника, который всегда с тобой.

Беря за основу, прежде всего, то, что такой праздник может подарить тебе любимое занятие. И когда оно по каким-то причинам исчезает, в душе образуется вакуум, безмерная, сосущая душу, словно леденец, пустота, порождающая, в свою очередь, безмерную тоску…

Недаром же Хемингуэй говорил о себе: «День, в который я не пишу, я сам себе отвратителен». А писал он обычно часов с шести утра до часу дня. Примерно по 10 страниц.

А если пишешь и чувствуешь, что это не то?

А Хемингуэй всегда очень точно мог почувствовать подобное. Недаром же концовку своего романа «Прощай, оружие!» он переписывал 39 (!) раз. И когда кто-то из коллег спросил его, что в этом процессе было самое трудное, он отвечал: «Самое сложное было подобрать нужные слова». Или, как говорил английский поэт Китс о любом художественном произведении, что: «В нем должны быть единственно верные слова, расставленные в единственно верном порядке». А сколько разных комбинаций этих слов? Неисчислимое множество. И что может быть хуже для творческого человека, как не найти эту единственно верную комбинацию, единственно правильную ноту, чувствуя изъяны в тексте?..

От такого состояния обычно и возникают бессилие и усталость. А еще приходит ощущение, будто сквозной ветер выхолаживает твою душу, свистит в ней. И нет ей покоя и удовлетворения от проделанного никчемного труда. Потому что нет гармонии не только в твоем тексте, но и между тобой и окружающим тебя миром.

Только ветер. Бесприютный ветер повсюду и внутри тебя…

И ничего ты уже не можешь предложить читателю, чего бы он сам о себе не знал.

А потчевать его кисельком, к тому же жиденьким, каковыми нередко бывают произведения многих авторов, пишущих скорее по инерции, не от души, совсем не хочется.

И именно в такие минуты ты понимаешь, что уже не в состоянии создать своего мифа, а можешь констатировать лишь некие факты. Но факт – это временное создание – то, что бывает: «Когда?» А миф – это то, что: «Всегда». То есть при удаче некая самая правдивая реальность. Тем более что настоящее произведение – это, несомненно, победа автора, прежде всего, над самим собой. Недаром же утверждал великий философ Платон, что: «Самые блистательные победы – те, которые одержаны над собой».

Итак, мы вроде бы определили, что первым непременным условием праздника, который всегда с тобой и в тебе, является наличие любимого занятия. Об этом, впрочем, говорил и Конфуций: «Найди себе дело по душе – и ты ни одного дня не будешь работать». Другими словами, принуждать себя к деланию того, к чему душа твоя не лежит. И, напротив, заниматься только тем от чего ты, прежде всего сам, получаешь удовольствие.

Правда, одним только делом, пусть даже очень любимым, нельзя исчерпать тему – душевного комфорта и равновесия, затронутую нами. И, несмотря на то что писатель в жизни своей почти всегда одинок, он не может полностью отгородиться от общества. Ибо жить в обществе (некоем социуме) и быть свободным от общества невозможно, как бы ни хотелось этого творческому человеку.

Человек, хотим мы того или не хотим, – это все-таки общественное «животное». Как, скажем, те же пчелы, муравьи, термиты. Правда, в отличие от братьев наших меньших, наделенное интеллектом, позволяющим оценивать поступки и действия не только себе подобных но и свои собственные. И если человек честен перед самим собой, то, пожалуй, самые нелицеприятные оценки он чаще всего дает самому себе. Ибо никто, даже самые близкие нам люди, не знает, каковы мы есть на самом деле. Знает только Творец, перед которым мы за все свои прегрешения в свое время и ответим. Недаром же в Ветхом Завете царство Божие названо «Гмар Тиккун», что означает – конечное исправление…

Впрочем, если говорить о вере, к которой я снова ненароком вернулся, то она для каждого, на мой взгляд, индивидуальна.

Апостол Павел считал, что: «Вера – это осуществление ожидаемого…»

Патриарх Московский и всея Руси Кирилл говорил, что: «Вера – это уверенность в существовании чего-то, что нельзя проверить опытом».

Для меня вера – это верность самым светлым своим идеалам или некоторым моментам собственной жизни, когда ты был на высоте в некотором духовном смысле этого слова. И какими, почти без исключения, бывают до какого-то времени дети, еще не принимающие всерьез так называемые законы нашей жизни и способные безо всякого давления и принуждения, с полным доверием, уразуметь такую всеобъемлющую заповедь Христа: «Поступайте с другими так, как вы хотели бы, чтобы поступали с вами». И ведь разве не об этом же мечтал Достоевский, убежденный в том, что если все люди станут жить по заповедям Христовым, то мир сразу же, в одночасье, изменится к лучшему. Безо всяких потрясений и революций.

А рай, опять же, по-моему, – это просто гармония человека с окружающим его миром. О чем я уже, впрочем, говорил. Но именно такой гармонии в современном обществе и мире как раз и нет. И по отношению к природе, когда чистоган правит бал. И по отношению к вековым, в первую очередь нравственным, законам и табу, повсеместно нарушаемым ныне. Особенно в так называемом западном «цивилизованном» мире, где мораль и нравственность являются уже понятиями почти анекдотичными, повсеместно высмеиваемыми, как пережитки прошлого.

Что и говорить, если даже знаменитое изречение Деция Юния Ювенала – римского поэта, сатирика (60–127 по Р. Х.), в угоду себялюбию, было перевернуто с ног на голову и провозглашено так: «В здоровом теле – здоровый дух!» Где на первое место, таким образом, было поставлено тело, а не дух. У Ювенала же сказано иначе: «Надо молить, чтобы ум был здравым в теле здоровом». А в книге Х «Сатир» он, развивая ту же тему, пишет: «Пусть физические упражнения сопутствуют (только сопутствуют, а не превалируют. – В.М.) духовному развитию, которое должно быть приоритетно. Бодрого духа проси, что не знает страха перед смертью, чтобы почитать за дар природы предел своей жизни…»

Современный же, среднестатистический, человек ныне повсеместно не за праздник духа, а за праздник