комфорта, плоти и живота, причем любой ценой. И продемонстрировать сии приметы нашего времени, увы, не составит никакого труда. Это и безжалостная вырубка лесов, дающих нам кислород. И безжалостное загрязнение рек и озер, призванных питать нас чистой водой. Это и однополые браки. И чрезмерно толстые человекоподобные существа, едва передвигающиеся самостоятельно под действием собственного избыточного веса, но продолжающие тем не менее жрать всевозможные гамбургеры и прочую дрянь, подобно «желудочно неудовлетворенному кадавру» из повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу».

И все эти современные реалии и прелести, в большей степени присущие пока все-таки так называемому цивилизованному миру, можно, с точки зрения нормального человека, охарактеризовать словами Андрея Платонова: «Заскорбев душой от недоброкачественности жизни». От которой неизбежно наступает преждевременная смерть, поскольку законы природы, данные нам свыше, нарушаются. И нормальный человек, от многих подобных вещей испытывает, словами Евгения Николаевича Трубецкого – религиозного философа, правоведа, общественного деятеля, еще в девятнадцатом веке поставившего точный диагноз жизни западного – потребительского общества, «нравственную тошноту». Словно от созерцания разлагающегося трупа. Поскольку смерть отдельного индивида, общества или целой империи – это, прежде всего, состояние, не совместимое с жизнью, проистекающей, как известно, по своим незыблемым природным и нравственным законам.

Всякая же смерть, даже самого простого человека, – это, по сути, и есть Апокалипсис. Частный или всеобщий. Конец истории. Победа зла над добром. Темных сил над светлыми. То есть отказ от Бога, от Христа, единственного пока, кому удалось победить смерть. Тем более что «Апокалипсис, – по словам нашего знаменитого режиссера Андрея Тарковского, – это не внезапный акт. Он уже давно наступил…»

Стоит только уточнить, что подобное действие, к счастью, пока еще не повсеместно. И произошло оно в большей степени в некоторых наиболее обезбоженных странах, где пороки (не прямо, конечно, а косвенно, прикрываясь так называемой толерантностью и правами человека), возводятся в ранг государственной политики…

Однако я отвлекся. А потому, в который уже, впрочем, раз, постараюсь вернуться на круги своя, к основной нашей теме – праздника, которого не бывает еще и без доброго отношения людей друг к другу – близких ли, далеких, знакомых или не знакомых вовсе. И без некоего радостного ощущения от такого доброго общения внутри себя.

Я, например, всегда считал себя оптимистом. Порою немного грустным, но неисправимым. То есть человеком со светлым, праздничным, позитивным мировосприятием и мироощущением. Может быть, потому и искренняя (не приклеенная, как у иностранцев) улыбка при встрече со знакомыми людьми, сразу же непроизвольно и почти всегда возникала на моем лице?..

Впрочем, так бывало не всегда.

Года на два, после смерти моей жены Наташи, она, улыбка, надолго исчезла с моего лица и появилась после не сразу и весьма неохотно. Мне вообще в тот трагический период своей жизни, о котором Хемингуэй сказал: «Нет человека более одинокого, чем тот, кто пережил любимую», казалось, что не то чтобы искренне рассмеяться, но даже просто улыбнутся в ответ на приветствие доброго знакомого, я уже никогда не смогу…

Поэтому и люди, не знающие о моей трагедии, не совсем близкие мне – просто знакомые, нередко говорили при встрече: «Ты стал какой-то не такой. Словно лицо у тебя чужое. Не человек-праздник, каким был всегда»…

И здесь, на мой взгляд, уместна еще одна цитата, из Анри де Ренье, который в своем романе «Титанические усилия Тито Басси», 1916 год, писал: «… от всего веяло грустью, свойственной местам, из которых уходит жизнь…»

Вот и из меня в тот период времени жизнь как бы уходила, поскольку смысла в ее продолжении (кроме сына, конечно, которого я не мог оставить совсем одного в этом жестоком мире) я, собственно говоря, и не видел. И помню, что долгое время у меня было такое почти реальное ощущение того, что у меня безо всякого обезболивания грубо и бесцеремонно ампутировали половину души, которая была до того чем-то целостным и не разделимым с душой Наташи. И вот это разлучение душ произошло. И процесс этот, скажу я вам, весьма болезненный, с долго незаживающими, кровоточащими рубцами и ранами.

И только наш извечный лекарь – время да работа постепенно сумели залечить эти раны. И все неторопко, постепенно вернулось на круги своя. В том числе и всегдашняя моя улыбка и даже порою радостный смех.

А через пять лет, после кончины Наташи, у меня появился первый внук – Костик. А еще через два года и второй – Сашуня. И оба они настоящие мальчишки. Этакие веселые сорванцы, каким и я был в своем таком теперь уже далеком и почти нищенском детстве. Но с постоянной радостью от ощущения этого чудесного мира, несмотря на вечно содранные коленки и синяки…

И очень жаль, что Наташа не дожила (о чем мы оба с ней мечтали) до появления внуков…

Но о них – этих славных, вечно веселых сорванцах я расскажу чуть позже, поскольку это такая огромная составляющая праздника, который всегда с тобой, то есть со мной в данном, конкретном случае.

Пока же продолжим о том, почему я оптимист, но с грустинкой. Бывает ли такое?

Оказывается, бывает. И даже человек с позитивным, радостным мироощущением может видеть порою серые и даже темные тона, которыми в основном и окрашены будни большинства наших сограждан.

Я же стараюсь в этих тонах отыскать (и порою нахожу, как ни странно) что-то светлое. И к самой безвыходной ситуации стараюсь относиться по принципу: «Живи как можешь. Если не можешь, как хочешь». Это во-первых.

А во-вторых, как говорил один из любимых мною писателей Честертон: «Нельзя быть в полной мере пессимистом или оптимистом, ибо и пессимизм и оптимизм в равной мере противоположны надежде». А я все-таки надеюсь на человека, на его разумность. Хотя по действиям современных людей, по их порою дикарским поступкам это становится с каждым годом, увы, все труднее – сохранять надежду и веру в человека. Хотя бы потому, что нынешнему миру стремятся привить единую «культуру» – культуру «Макдональдса», не требующую никакого понимания и умственных усилий. Ведь именно такая потребительская культура, где важен лидер, а не герой – не требующая понимания, быстро приносит доход. А для большей части современного мира это главное. Однако бизнес, по словам выдающегося ученого Сергея Сергеевича Аверинцева, всю жизнь занимающегося Античностью, – это не та кафедра, когда можно не беспокоиться за молодежь. Бизнес оглупляет людей, а карьера всегда перекашивает в одну сторону. И люди, занимающиеся подобными делами, как правило, наделены каким-то невеселым умом.

И в третьих. На любые, даже самые неприглядные порою вещи, я