Особо тяжелы последствия при «творческом переводе» идеологически заряженных опусов. Но ещё никто и никогда не занимался в современной России выработкой мер, оберегающих славянскую доверчивость и наивность от творчества горе-переводчиков, иногда напрямую нанятых заинтересованными лицами. Почему? Или слово цензор так уж страшно?

Страшно кому?

* * *

Но и ещё один вопрос. Должен ли переводчик «молча» конвертировать инородный текст на понятный соотечественникам язык? Или, определив подделку, он должен отказаться от работы? Каков должен быть Кодекс гильдии переводчиков?

Поясню.

Заказывать и покупать книги в Средние века могли лишь очень богатые люди, и, понятное дело, покупать с содержанием, за которое стоило платить. Решающим фактором, который определял стоимость книги, было имя автора, вернее, степень его «пропиаренности»: корешок дорогой книги «древнего автора» был таким же символом престижа, как сегодня небрежно висящая у двери связка ключей от Mercedes-Benz G-класса (G – гелендваген, т. е. «внедорожник»). И предложение не могло обмануть спрос! А так как спрос много превышал предложение, то издатели шли на откровенные подлоги как для удовлетворения спроса (набить карман), как для удовлетворения собственных амбиций (ради славы в своей тусовке), так и ради ублаготворения идеологических запросов власть имущих (сохранить себе жизнь).

Например, если «Этика» Аристотеля признаётся достоверным списком, то «Никомахова этика» уже давно считается подделкой, но о чём отнюдь не во всех изданиях говорится. Этих подделок было не счесть, и занимались ими подчас вполне порядочные люди. Так подлог П. Мериме «La Guzla…» («Гузла, или Сборник иллирийских стихотворений, собранных в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине») подвиг Пушкина на создание «Песен западных славян» (1834 г.). Первым заподозрил неладное Адам Мицкевич, и вскоре Мериме признался в обмане: «Сборник.» был его личными фантазиями.

А вот пример вообще вопиющий. Профессор А. К. Гуц (ОмГУ), а также А. В. Березин и др. (АН РФ) убедительно доказали наличие подлога многих листов в Радзивилловской летописи, в том числе поздней (при Романовых) вставки в неё «реперной» страницы с церковнославянским номером 9 и арабским номером 8, на которой как раз и оказалась «почему-то» изложена норманнская версия образования Руси.

Если не переводчик сегодня должен отлавливать подобные подлоги, то кто? Или дело должно быть поставлено так, что без паспорта артефакта, содержащего все данные о его экспертизе на достоверность, никакой переводчик и/или издательство не мог бы иметь права выпустить перевод без приложения этого паспорта к изданию. Может тогда, открывая Национальную летопись, мы наконец уже не будем автоматически черпать из неё фантазии монахов и Дома Романовых для оформления идеологических стягов нации сегодня?! – Ведь это выглядит весьма неуклюже! А лидеры нации, несущие эти стяги, так и вовсе нелепо смотрятся!

Иностранцы не очень дружно, но таки массово отмечают «клиническое» пристрастие московитов к шумовым эффектам вместо следования хоть какой-то мелодичности в музыке; а любовь предков к огромным барабанам была, видимо, давней. Представьте: две лошади, две здоровых жерди меж ними, на которых крепится огромный барабан, обтянутый кожей целой коровы; литавры симфонического оркестра – это бубенчики по сравнению с этим монстром! Но именно под звук этих барабанов русское воинство шло в бой.

При этом «страстью» к западной музыке московиты не страдали ответно и настолько «не страдали», что польские музыканты, приехавшие в столицу вместе с Мариной Мнишек, во время кремлёвского путча первыми нашли свои могилы в столице.

Но и слова восхищения мелодичностью славянских напевов найти в свидетельствах можно.

Носителей и тех и иных эмоций нельзя «перевоспитать». Можно смело предположить, что для китайцев вся европейская музыка до поры до времени звучала как один сплошной марш, а их собственные витиеватые мелодии, исполняемые на эрху, для европейского уха и сейчас могут казаться крайне занудными и однообразными – «на вкус и цвет товарищей нет»!

Представляется, что обмены межэтническими «любезностями» по столь безобидной стороне людской жизни, которые хоть и приводятся здесь, – на самом деле совершенно никчёмны! Однако хождение по свидетельствам этой казалось бы самой нейтральной темы массу неожиданностей таит.