Улыбается слегка. Видимо, слишком устал, чтобы спорить. Голову рукой подпёр. Цвет лица какой-то нехороший.

– Может, тебе пойти отдохнуть? – говорю участливо.

– Боюсь, засну. Ночью-то из-за всей этой передряги с Эцаганом не пришлось. А сейчас если лягу, то встану уже завтра утром, – хмыкает.

– Ну и поспи, – говорю. – У тебя что, срочные дела какие-то?

– Да нет, но что ж я, в три часа дня спать лягу? Да я и не засну всё равно.

– Только что обещал отрубиться немедленно, – хихикаю. – Пойди хоть полежи, глаза вон закрываются!

– А вам компьютер не нужен? – спрашивает внезапно. Решил тему перевести, что ли?

– Ну, я, конечно, с радостью им воспользуюсь, но не в ущерб твоему отдыху.

Смотрит на меня сонно, потом встаёт.

– Ладно, – говорит, – пойдёмте.

Недоеденный обед он так и оставляет на столе, и я следую его примеру, пока никто не видит.

В каюте у Азамата, как всегда, почти темно. Он жестом указывает мне на бук, стоящий на столе, а сам садится к ночнику снова что-то ковырять-чинить, не вижу. Я уже привычным движением выдвигаю себе из-под стола растущее там кресло на складной ножке и упяливаюсь в экран.

Брат пишет, что детей доставили в целости, он сам видел, как их выгружали. Он пожаловался начальнику насчёт меня, и тот устроил разнос где-то в высших кругах Земного союза. Увы, ни к чему хорошему это не привело: теперь они твёрдо уверены, что меня нет в живых, а если и есть, то, значит, предала какой-то великий земной секрет. У них там начальство сменилось три года назад, и если прежнее ко мне относилось бережно, то новое знать меня не знает и рисковать из-за меня не готово. Короче, судя по всему в ближайшее время мне на Землю лучше не спешить, мороки не оберёшься. Вот и брат советует найти какую-нибудь халтурку на Гарнете на полгодика, пока там всё уляжется. А то ещё заклеймят меня как муданжскую шпионку. Бред какой-то, честное слово. Зла не хватает!

Слышу, как Азамат зевает в другом углу, и злобность моя устремляется в другое русло: ну что вот он сидит, мучается, когда можно лечь и заснуть?! Можно подумать, вся команда следит, бодрствует ли он весь день! То есть от Алтонгирела, конечно, можно и не такого ожидать, но у него сейчас другие проблемы.

– Может, тебе всё-таки прилечь? – возобновляю уговоры. – Я уже закончила, не буду мешать.

– Да нет, Лиза, не уходите. Вам ведь скучно, наверное, в каюте сидеть. Мне компьютер сейчас не нужен, так что пользуйтесь, сколько хотите.

– Если он тебе не нужен, то, может, одолжишь на вечер? А ты бы пока поспал.

Оборачивается, смотрит на меня с сомнением. Что, думаешь, я в твои личные папки полезу? Так я и так могу, ты же не смотришь.

– Ну, конечно, можно и так... – тянет, явно отпускать свой бук со мной не хочет. – Но мне могут звонить...

Да понятно уже всё, не отдашь ты мне любимую игрушку. И я не вправе даже просить, и так уже на шею села по полной программе.

– Ах да, – говорю, – извини, – улыбаюсь, – я об этом забыла. Но мне там действительно нечего делать больше, так что я пойду, наверное, повяжу...

Закрываю бук, поднимаюсь.

– А что вы вяжете? – внезапно спрашивает с большим интересом. Опять культурный мем, что ли?

– Свитер... маме на день рожденья... – зависаю, стоя у кровати по другую сторону от капитана.

– Так странно, – говорит он несколько вымученно, – я думал, земляне не делают одежду вручную.

Я фыркаю.

– Да это больше ради процесса, чем действительно одежду сделать. Если мне нужен свитер, я его, конечно, в магазине куплю. А вязать можно в подарок, чтобы человек видел, что ты о нём помнишь.

Азамат усердно кивает:

– Да, у нас тоже так. Самодельное только дарят, никогда не продают. Так и о человеке судят, сколько у него дарёной одежды, настолько его и любят.

– Ого, – говорю. – Удобно. А легко ручную работу от покупной отличить? Я вот не всегда справляюсь.

– Ну, ручная обычно со всякими узорами, знаете... – неопределённо машет рукой в области воротника. – Вроде как со смыслом. На покупной такого не бывает.

– А, так там всякие вышивки-тесёмочки ещё? – спрашиваю с энтузиазмом, воображая пёстрые народные костюмы из старых краеведческих фильмов. Всегда хотела себе сшить что-нибудь этническое, но это же столько труда, да ещё разобраться, что в какие века вышивали да в каком племени... В общем, не люблю я в истории копаться.

– Да, там много всего, они пёстрые такие, – поддакивает Азамат с энтузиазмом.

– А у тебя есть что-нибудь для примера посмотреть? – спрашиваю.

Взгляд его мгновенно потухает.

– Что вы, откуда у меня...

На секунду лишаюсь дара речи – то ли от возмущения, что такого замечательного капитана никто не любит, то ли от ощущения собственного идиотизма: можно было догадаться, что у него нету. Ладно, теперь надо опять как-то выкручиваться.

– Ну не знаю, – протягиваю, пока думаю, что сказать, – ты ведь уважаемый человек.

Хотя бы в профессиональном отношении, ага.

– Любовь и уважение – разные вещи, – пожимает плечами. Я резко нахожу способ сменить тему, и никакие инстинкты не успевают меня сдержать:

– А как по-муданжски любовь? – спрашиваю с горящими глазами. Ну вот сейчас мне откроется великая истина!

– Зачем вам? – усмехается удивлённо.

– Просто интересно, – пожимаю плечами, сама наивность. – Все обычно именно это слово на чужих языках хотят выучить.

– Странно, что в нём такого особенного? – поднимает бровь. – По-муданжски любовь будет хойх.

– О-о, – говорю, – здорово. Хойх. Я запомню.

А сама только что не ругаюсь. Как нам преподавали, хойх – это в лучшем случае дружба. То ли наш препод идиот и сказочку про отсутствующее слово сам придумал, то ли Азамат неправильно понимает, что такое «любовь» на всеобщем. А задавать каверзные вопросы я боюсь, ещё пропалит, что я муданжский знаю.

– Ну что ж, – говорю, – я пойду, пожалуй...

А то уже устала стоять тут.

– А вы больше никакие муданжские слова не хотите выучить? – спрашивает как-то чересчур быстро.

Напрягаюсь: неужели засветилась?..

– Да нет, – говорю, – а что?..

– Нет, ничего, – пожимает плечами. И вид у него потерянный.

Он пытается меня задержать, что ли?

– Там что, за дверью Алтонгирел с дубиной дежурит? – хихикаю. Смотрит на меня, как будто впервые видит, а потом как грохнет хохотать! Боже, как человеку мало надо для счастья. И ведь прямо покатывается, хотя я, вроде, ничего особенного не сказала. Чувствую, ему тут сильно не хватает поводов для радости.