Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Патроны, снаряженные стальными цилиндрическими пулями, меня порадовали. Такая пуля на относительно коротком расстоянии и керамическую бронепластину расколет, и экзоскелет пробьет-продавит запросто. И паучеры, кстати, тоже приподняли настроение, ибо на них я увидел знакомую эмблему – летучую мышь, держащую в когтях знак радиационной опасности, а также клеймо с загадочными буквами «SSCH». Что они значат – без понятия, но ясно одно: бывший хозяин паучеров любил качественные чехлы, ибо аналогичное клеймо украшало ножны моей «Бритвы», которые пока ни разу меня не подвели.
Кстати, «Вепрь» был тоже обвешен неслабо. Дополнительная тактическая ручка, легким движением руки раскладывающаяся на две сошки. Нештатный спортивный приклад. Коллиматорный прицел. А также дополнительно навинченный на ствол дульный тормоз-компенсатор совершенно футуристического вида, делающий оружие похожим на уменьшенную семидесятишестимиллиметровую пушку времен Великой Отечественной. Не иначе какой-то спортсмен-практик решил приподнять в Зоне хабара на оплату недешевых нынче патронов – да и пал жертвой «боргов», имеющих свои представления о том, что такое практическая стрельба. Что ж, будем надеяться, что у покойного спортсмена руки были на месте в отличие от бывшего хозяина «калаша», умудрившегося испортить совершенное оружие.
Порадовало меня также, что «борги» не нашли маленький бесшумный пистолет ПСС, спрятанный в потайной кобуре, а нож «Сталкер» просто выбросили в общую кучу – уж больно он был потерт и невзрачен с виду. Ну и замечательно. Я свой второй боевой нож ценю не за внешние качества, а за несомненный функционал.
В общем, оделся я и вооружился полностью. Кто-то скажет: а что ж ты, урод этакий, первым делом не побежал товарищу помогать? На что я отвечу. В боевой обстановке спасать кого-либо нужно лишь в том случае, если ты готов дать отпор врагу при нападении такового. Иначе оба погибнете. И никому от этого хорошо не будет.
Однако даже экипировавшись и отыскав в куче барахла обувку Савельева, я не бросился тормошить Японца на предмет «вставай, друг, я тебя сейчас на себе попру». Потому как слабореально тащить на себе взрослого мужика плюс две единицы огнестрела, отбиваясь при этом от вражьей силы. Это ж не американское кино, а я ни разу не помесь Рэмбо с Терминатором. Но пока я в куче барахла копался, в моей голове созрел кое-какой план. Безумный до безобразия. Но другого у меня не было.
В той куче помимо всего прочего валялся полицейский щит из поликарбоната, прозрачный как стекло, с выгравированной поверху надписью: «Украiна. Вiйська спецiального призначення». Похоже, некогда правительство Украины силами спецназа решило провести в Зоне спецоперацию. Ну и вот. Всё, что осталось от того спецназа – щит в куче военного мусора с мутными следами от пуль на прозрачной броне, да пятном запекшейся крови в левом нижнем углу.
Прихватив щит, я бросил его на каталку вместе с «Вепрем» и тапками Японца, после чего ринулся обратно в камеру, грохоча колесами по обломкам бетона. Разбор кучи барахла вместе с одеванием и осмотром оружия занял минут семь. Дофига однако, но это необходимость. Теперь же следовало поторопиться.
Виктор лежал в той же позе, лицом вниз, местами придавленный бетонными осколками. Их я раскидал довольно быстро – совершенный ки-ай Японца качественно раздробил стену на мелкие фрагменты, будто гастарбайтер промышленным перфоратором поработал.
Закончив очистку неподвижного тела от лежавших на нем кусков бетона, я приложил пальцы к сонной артерии Виктора. Подождал несколько секунд… Блин, непонятно. Если пульс и есть, то не просто нитевидный, а еще и эпизодический. Вроде как толкнулось что-то в подушечку пальца, а вроде и нет. Впрочем, пофиг. Вывезу ниндзю из тюряги, а дальше посмотрим.
Виктор оказался тяжелым. Трупы и полутрупы словно в весе прибавляют. Например, раненого, но живого и орущего переть всегда легче. Может, потому, что он своими воплями тебя развлекает и подбадривает? Не знаю, на факт налицо. Неподвижные тела таскать тяжело и скучно.
В общем, пыхтя и отдуваясь, закинул я Савельева на каталку, свернул в позу эмбриона и прикрыл прозрачным щитом, который закрепил парой кусков бетона. Потом разложил сошки на «Вепре», дослал патрон в патронник. Пошло туговато, видать, грязи под ствольной коробкой скопилось немало.
– Ну ты это, не подведи, ладно? – сказал я «Вепрю». – Если выберемся, я тебя вэдэшкой отчищу, балистолом смажу, будешь как новенький. А сейчас, сам понимаешь, не до чистки. Дело делать надо.
Есть у меня такая привычка, с оружием разговаривать. И не только у меня. Тот же Савельев, например, с мечами своими беседует, я точно знаю. Это нормально. Оружие как и человек, тоже свою душу имеет. Про то еще древние воины знали, неспроста дававшие имена своим мечам, словно живым существам. Поговоришь с оружием по-человечески, глядишь, и оно не подведет тебя в трудную минуту.
В общем, попросил я «Вепря» о помощи – да и пристроил ружье прям на свернутом в бублик Японце. А как еще? Каталка узкая, места мало, Савельев в отключке. Ну и вот. Я ж сразу сказал, что план безумный. Так что если выживу и роман обо всем этом напишу, заранее прошу читателей понять и простить. Война вообще штука парадоксальная, и для того, чтобы выжить в этом дурдоме, приходится применять реально сумасшедшие методы.
Организовав передвижную огневую точку из подручных средств, я совсем уже было собрался покинуть камеру, как мой взгляд случайно зацепился за продолговатый контейнер для артефактов на медицинской тележке полковника, лежащий меж разложенными на ней пыточными инструментами. Блин, как же я мог забыть?
Открыть контейнер – дело одной секунды. И – да! Здравствуй, старая подруга дней моих суровых, как, наверно, выразился бы классик в подобной ситуации!
«Бритва» лежала в контейнере, и лазурный свет от ее клинка пробивался через узкую щель между гардой и ножнами. Понятно. Хватанула энергии через край от савельевского ки-ая, выпив из Японца силы без остатка. Впрочем, ничего удивительного, нормальное женское поведение.
Я схватился было за рукоять ножа – и тут же, получив нехилый разряд в ладонь, рефлекторно отдернул руку. Понятно. Обиделась, что не сразу к ней кинулся, а побежал одеваться. Тоже нормальное женское поведение.
– Ну ладно тебе, – примирительно пробормотал я. – Ну я ж это, на рефлексах и всё такое.
Второй раз я брался за рукоять уже осторожнее, но второй разряд все равно получил. Правда, гораздо слабее первого. И тут намек ясен. Простить – простила. А это так, чтоб не расслаблялся.
– Понято, принято, больше не буду, – сказал я, пристегивая нож к поясу. Когда женщина зла на тебя, лучше сказать ей то, что она хочет услышать – и дальше можно жить как раньше. С относительной гарантией не словить разряд неудовольствия в ближайшее время. А потом, когда она совсем остынет, можно уже прогнуть и свою линию – хотя бы в качестве воспитательной работы. Ибо нормальный сталкер лезет в аномалию лишь в том случае, если она полностью разряжена…
Такие вот мудрые мысли ворочал я у себя в голове, толкая перед собой гремящую каталку. В узком коридоре, полого ведущем наверх, грохот колес раздолбанной медицинской телеги многократно усиливался эхом. И если «борги», занятые отражением нападения на свою базу, все-таки оставили кого-то в коридоре, то этот кто-то точно должен был услышать грохот.