Среди нескольких оставшихся в шкафу вещей висело свадебное платье, которое было на ней в тот самый день, когда погибли Джеймс и Джон. Его не тронули ни ножницы, ни игла: Диане даже в голову не приходило его перешивать, чтобы носить снова.

Этим утром она надела простую кремовую блузку с коротким рукавом и плиссированную юбку с ремешком на талии. Она походила на одну из тех элегантных парижских домохозяек, только недавно уехавших на север после Пасхи с семейных вилл в Провансе. В августе они вновь сюда вернутся.

Допив кофе, Диана слегка покачала головой. Она до сих пор с трудом верила в происходящее. За совсем короткое время ее жизнь круто изменилась.

И все благодаря Дугласу. Дугласу, обладающему нескончаемым терпением, который медленно, шаг за шагом разрушил возведенную Дианой защитную стену и мягко, но уверенно ввел ее в свою жизнь. И не только ее.

Стеллу тоже.

Стелла не знала своего отца. Девочке, зачатой за неделю до его гибели, Джеймс Блэкуэлл представлялся кем-то вроде героя легенды или сказки. Для ее поколения в этом не было ничего удивительного; почти половина ее одноклассников в Англии остались без отцов.

– Мамочка, у Бриджит, Дженис и Питера тоже нет пап! – задыхаясь от волнения, доложила Стелла матери в один из своих первых школьных дней в Кенте. – Миссис Робертс велела нам рассказать классу о наших родителях, а пап у многих нет. У Питера он утонул, а у Дженис – подорвался в пустыне. Когда я сказала, что моего папу сбили в аэроплане, Питер поднял руку и сказал, что его папу тоже сбили. Он бомбил немцев. Миссис Робертс сказала, что они все герои, а я и так это знаю.

Стелле было уже десять лет, но до сих пор она засыпала с фотографией отца у изголовья кровати. На ней Джеймс Блэкуэлл со слегка насмешливым выражением лица и с сигаретой в руке широко улыбался миру, чуть склонив голову и сдвинув на затылок фуражку. Этот снимок накануне свадьбы сделал дедушка Стеллы, и на заднем плане можно было разглядеть Диану, осторожно несущую мужчинам поднос с кувшином лимонада и бокалами.

Когда Диана, укладывая дочь, смотрела на фотографию, ее неизменно посещала одна и та же мысль: никто из нас и не догадывался, что жить ему оставалось меньше двадцати четырех часов.

У Дианы была еще одна фотография Джеймса. Она стояла на мраморной каминной полочке в главной гостиной виллы. На ней он был запечатлен с ее братом. В любимом пабе эскадрильи, в Апминстере, молодые люди стояли в обнимку и чокались наполненными до краев кружками с пивом; от фотовспышки грани кружек блестели крошечными точками света. Джон будто не успел договорить что-то дерзкое; его товарищ, повернувшись к нему вполоборота, смотрел с выражением изумленного недоверия на лице. Позади них на стойке лежала сложенная газета, на заголовке отчетливо виднелись буквы «НКЕРК». Этот снимок, сделанный недели за две до их гибели, на похоронах Джона передал родителям один из пилотов эскадрильи.

Дуглас не возражал, что эти фотографии выставлены напоказ в его доме, нисколько не ревновал и даже подталкивал «своих девочек» к разговорам о Джеймсе. «В конце концов, дорогая, – ответил он Диане в самом начале их совместной жизни на вопрос, действительно ли он не имеет ничего против, – без моего блистательного предшественника откуда бы у меня взялась душечка-падчерица, которую я так люблю, холю и лелею?»

Сын шотландского пастора, Дуглас выражался по-старомодному витиевато, и его речь напоминала массивную деревянную мебель в родительском доме в Инвернессе. Планы пойти по стопам отца нарушила война. Выдающиеся способности Дугласа к работе с цифрами (в юности он даже выиграл престижный математический конкурс среди школьников Шотландии) обеспечили ему место в управлении снабжения военного министерства, едва он получил диплом с отличием Эдинбургского университета.

В безопасности, в бункере Уайтхолла, Дуглас быстро поднялся по служебной лестнице до руководителя отделения. Чрезвычайная сложность задачи – обеспечение четкой и безупречной работы британской военной машины – ничуть его не смущала. Там, где другие с утра до обеда сидели в раздумьях над схемами, диаграммами и графиками поставок, ни на шаг не приблизившись к решению, Дуглас просчитывал уравнение с несколькими неизвестными за первой же утренней чашкой чая.

К концу войны Дуглас Маккензи – а после того, как за заслуги перед родиной ему пожаловали рыцарское звание, сэр Дуглас, – весьма поднаторел в управлении импортно-экспортными поставками. Он попрощался с государственной службой и тотчас был принят на работу одной из базирующихся в Сити фирм, во время войны осуществлявшей убийственную во всех смыслах слова торговлю металлом.

Через два года, перед самой блокадой Берлина, его повысили до исполнительного директора.

В начале холодной войны Советский Союз перекрыл наземные пути поставки грузов в оккупированный союзниками Западный Берлин. Оставался единственный способ обеспечить население и войска продовольствием, водой и теплом в одну из самых суровых в истории Европы зим – перебрасывать грузы по воздуху. Круглосуточно совершались сотни тысяч рейсов, сколачивались целые состояния.

Дуглас монополизировал рынок зерновых, и к лету 1949 года, когда операция «Берлинский воздушный мост» завершилась, сделал свой первый миллион. Точнее, первые два миллиона.

Он познакомился с Дианой через год, на ежегодной церемонии награждения в привилегированной школе-пансионе в Кенте. Когда восьмилетняя Стелла Блэкуэлл поднялась на сцену, робко приняла медаль «Самому перспективному ученику 1950 года» и побежала назад, к сидящей в первом ряду даме, Дуглас застыл на месте.

Все еще неженатый человек, он подумал, что никогда не встречал женщины красивее. Среди присутствующих здесь мужчин такая мысль посетила не его одного. Диана, которой совсем недавно исполнилось тридцать, сполна воплотила в жизнь обещания юности. Порой ее сравнивали с Вивьен Ли, сыгравшей десятью годами ранее звездную роль в «Унесенных ветром». В элегантном черном костюме и шляпке без полей она показалась Дугласу обворожительной. Он не должен был знать ни о том, что это последний из оставшихся костюмов Дианы, который можно описать словом «нарядный», ни о том, что все утро она, предварительно сбрызнув уксусом, тщательно утюжила его через лист оберточной бумаги – известный способ придать матовость лоснящейся старой материи.

Не теряя времени даром, Дуглас подошел к ней на небольшом банкете, устроенном в честь награжденных учеников и их родителей. Он заметил обручальное кольцо и вежливо поинтересовался, присутствует ли здесь ее муж.

– К сожалению, нет, – сдержанно произнесла Диана. – Муж погиб на войне. Наша семья – это мы со Стеллой, ну и мои родители, конечно. Они замечательные, без них мы бы не справились.

Сердце подпрыгнуло, и Дугласа, как приверженца кальвинизма, тотчас захлестнуло чувство вины. Грешно радоваться тому, что женщина – вдова. И все же…

– Вы больше не вышли замуж? – спросил он, отказавшись от предложенного женой директора шерри.

– Нет. – Диана покачала головой и кивнула на дочь, весело болтающую с друзьями в дальнем конце зала. – В нагрузку со мной, если можно так выразиться, идет ребенок. Не всякий мужчина согласится воспитывать чужое дитя… Ну а вы, мистер Маккензи? Вы женаты?