пошел, каждые пять минут просят сделать с ними селфи, фотографируют и вопят, вопят, вопят?

Мы стали тем, кто мы есть, благодаря нашим фанатам. Я их люблю. Люблю. Люблю. (Надо повторять это себе почаще.)

Единственными настоящими выходными я считаю те, что мы проводим дома. Но когда такое случалось в последний раз? Месяца три-четыре назад, если не путаю. Я тогда связался по скайпу с дедушкой, позвонил маме с папой. Роуэн несколько часов проболтал с семьей, особенно сестрой. Потом мы заказали пиццу и играли в приставку. Листер… Не помню, чем он занимался.

Так что нынешний день даже отдаленно не напоминает выходной.

Роуэн тщательно осматривает порез на моей ладони, проверяя, не осталось ли в ране осколков.

– Кажется, вот тут застрял кусочек, – бормочет он, щурясь от яркого света кухонной лампы.

В руке и в самом деле что-то покалывает. Я морщусь и ойкаю.

– Придется вытаскивать, – говорит Роуэн.

Я ойкаю еще громче.

– Сам сделаешь или мне? – Он смотрит мне прямо в глаза. – Джим?

– Давай ты.

– У нас есть пинцет?

Пинцет? Меня начинает подташнивать.

– Вроде были. Надо в ванной посмотреть.

Роуэн отпускает мою руку и уходит. А я стою и смотрю на пострадавшую ладонь, отстраненно наблюдая, как течет из пореза кровь. Такое чувство, будто это и не моя рука вовсе. Пижамные шорты и ноги тоже забрызганы кровью.

Я смеюсь.

Почему я весь в крови?

Какого хрена?

– Джимми?

Роуэн возвращается, в руке поблескивает пинцет. Он хватает меня за запястье и предупреждает:

– Будет больно.

– Ага, – киваю я.

Пинцет впивается в порез.

Я придушенно скулю, пытаясь выдернуть руку, но Роуэн держит крепко. К глазам подступают слезы.

– Прости, – бормочет Роуэн, продолжая ковыряться в ране.

Я бы ответил, что все в порядке, в полном порядке, ему не за что просить прощения, это на него за неделю свалилась куча дерьма, по сравнению с которой мой порез – сущий пустяк, но мне удается выдавить из себя только жалкий смешок.

– Почти достал, – шипит Роуэн сквозь стиснутые зубы. Он тяжело переносит вид крови. Когда на уроке биологии нам нужно было разрезать почку, его вырвало прямо в классе. – Все! – Он триумфально вскидывает пинцет. Между зубцами зажат крохотный, поблескивающий красным осколок. Роуэн кладет его на стол. – Считай, я спас тебя от заражения.

– Спасибо, – хмыкаю я, вытирая глаза здоровой рукой.

– Подожди, я принесу пластырь.

– Да я и сам могу…

– Одной рукой? – Роуэн выразительно поднимает бровь. – Что-то я сомневаюсь.

Он снова уходит. Еще одна капля крови с тихим шлепком падает на столешницу. По звуку и не отличить от капель дождя за окном.

Мысли возвращаются к тому, с чего началось утро. Эту проблему пластырем не исправить. Информация вырвалась в сеть, фанаты видели фотографии Роуэна с Блисс. И глупо надеяться, что они скоро об этом забудут. Просить Сесили о помощи тоже бесполезно: такой тайфун деньгами не остановить.

Остается только тонуть.

Вот оно, наказание за правду.

Раньше в тяжелые времена я молился, обращался к Богу, и Он отвечал мне.

Но теперь достучаться до него все сложнее.

– Большой пластырь я не нашел, так что принес бинт, – вклинивается в мои размышления Роуэн. Он снова завладел моей рукой.

– Думаешь, придется зашивать? – спрашиваю я.

Роуэн поправляет очки и оценивает глубину пореза, после чего вздыхает:

– Не знаю. Ты хочешь поехать в больницу?

– Нет уж. Провести единственный выходной в больнице – такое себе удовольствие.

– И то правда, – отвечает Роуэн и принимается обматывать мою ладонь бинтами. Сквозь белоснежную повязку тут же проступает кровь.

– Больно?

– Нет, – вру я.

– Лжец, – хмыкает Роуэн.

Я поднимаю на него глаза:

– Больно.

– А нечего было кружки бить, дурилка.

– Я не нарочно.

– Знаю.

В конце концов Роуэн отпускает мою руку и сгребает осколки в кучу посреди стола. Я осторожно шевелю пальцами. Болит. И сильно.

– Ты в порядке? – спрашивает Роуэн.

– А ты? – отвечаю я вопросом на вопрос.

– Нет. – Он мотает головой.

– Вот и я нет.

Роуэн усаживается на барный стул и принимается вращаться то в одну, то в другую сторону.

– Хотел бы я сейчас прогуляться…

– И что нам мешает?

– А ты сам подумай. – Роуэн одаряет меня красноречивым взглядом. От выражения боли на его лице мне становится еще хуже.

Внезапно я замечаю краем глаза какое-то движение. Поворачиваюсь – это Листер выходит в коридор. А я и забыл, что он тоже сидит в гостиной.

– Откуда у журналиста эти фотографии? – спрашивает Роуэн. – Кому понадобилось до такой степени вмешиваться в нашу жизнь? И зачем?

– Какой-нибудь фанатке, – отвечаю я.

Роуэн не спорит.

– Угу, больной на всю голову. Они вполне на такое способны. Преследовать, фотографировать, а потом выложить снимки в сеть, чтобы устроить драму на пустом месте. Сначала наше с тобой фото, теперь это… Господи, как я их ненавижу, – в сердцах выпаливает он.

Я потрясенно смотрю на Роуэна, и он со вздохом похлопывает меня по руке.

– Ничего, как-нибудь выкрутимся. Не в первый раз. Главное, что мы вместе.

– Ага, – едва слышно отвечаю я.

Хорошо, что у меня есть хотя бы он.

– Джим, с тобой точно все в порядке? – с искренней заботой спрашивает Роуэн. – У тебя такой вид, будто что-то не так.

Роуэн – единственный в целом мире, кто меня знает. Он был рядом в мои одиннадцать, когда мы часами терзали гитары в крохотном музыкальном классе нашей школы. Был рядом в двенадцать, когда девчонки глумились надо мной, мальчишки плевали в меня, а учителя недовольно хмурились в ответ на просьбы называть меня правильным именем – Джимми. Был рядом в тринадцать, когда мы сидели в моей комнате и смотрели видео на ютьюбе, и он говорил, что нам обязательно нужно заняться этим, а еще попробовать вон то. Был рядом в четырнадцать и в пятнадцать, когда папарацци осадили дом моих родителей и мы два дня не могли выйти на улицу. И в шестнадцать, когда я упал в обморок, потому что неделю толком не ел из-за плотного графика и постоянных интервью. И в семнадцать, во время панической атаки сразу после выступления на премии BRIT.

Но иногда я отчаянно тоскую по своему лучшему другу – тому Роуэну, которого знал семь лет назад. Который просто сидел возле меня и задумчиво перебирал струны гитары.

– Я скучаю по дому, – признаюсь я внезапно охрипшим голосом.

– Так мы же дома, – озадаченно отвечает Роуэн.

– Нет, – говорю я.

АНГЕЛ РАХИМИ

Я думала, что Умру Прямо Сейчас, много раз в жизни. Например, накануне выпускного экзамена по химии.