Да я даже имени такого не слышала!

— Кто такая Хелен Уорд?

— Ещё одна подруга Мерри. Актриса. Они участвовали в одном спектакле, когда Мерри только приехала в Нью-Йорк. Пьеса долго не продержалась, но они очень подружились и часто виделись. Мерри была не из болтливых, поэтому я бы ни на что особенно не рассчитывала. Но вдруг она что-нибудь говорила Хелен.

— Вы знаете, как с ней связаться?

— По-моему, она живёт где-то в Верхнем Вест-Сайде, на Девяносто какой-то улице.

— И последний вопрос. — Как всегда, я не очень точно выразилась: до последнего вопроса было ещё далеко. — Вы когда-нибудь встречались с Ларри Шилдсом?

— Лишь однажды. Мерри притащила его к нам на чашку кофе. Он показался мне симпатичным парнем, а Мерри была от него без ума.

— А вам известно, что они расставались на некоторое время?

— Да, но всего на неделю.

— А какова была причина разрыва?

Клэр покачала головой:

— Мерри сказала, что не может говорить об этом, я и не стала допытываться.

— А Роджер Хайер? Что вы о нём можете рассказать?

В этот момент наша мирная беседа была прервана диким пронзительным воплем. Клэр подскочила, словно ей на стул подложили кнопку.

— Извините, — бросила она через плечо, выбегая из кухни.

Вскоре она вернулась с толстым, облачённым в Пижаму Буддой на руках. Божеству было месяцев шесть или того меньше — с детьми я мало имела дело. Но, несмотря на молодость, младенец взирал на мир с исключительным самодовольством.

— Считается, что не стоит брать его на руки, когда он плачет, — призналась Клэр. Она снова села за стол, утёрла слезинки, успевшие набежать на пухлые щеки сыночка, и с вызовом продолжила: — Доктору Финку легко говорить "не нервничайте". Его бы на моё место, Грегги бы ему показал, что такое нервы. — Злорадно подмигнув своему первенцу, она, принялась подбрасывать младенца на коленях. — Так на чем мы остановились?

— На Роджере Хайере, — напомнила я.

— Точно. — И в промежутках между гуканьем и цоканьем Клэр поведала мне то, что я уже знала от других.

— Вы лично встречались с ним?

— Несколько раз. Мне он не понравился, противный малый, но Мэри Энн я, конечно, ничего не сказала. Думаете, Роджер может иметь к этому отношение?

— Пока я совершенно не представляю, кто может. Надеялась, что у вас есть какие-то соображения.

— У меня? О нет! Я всё жду, что проснусь и вся эта история окажется ночным кошмаром. — Предавшись ужасным воспоминаниям, Клэр на мгновение прекратила качать Будду, и он немедленно подал голос.

Самое время было ретироваться.

Поскольку Хелен Уорд (девушка, с которой мне посоветовала встретиться Клэр Джозефс) была актрисой, я располагала неплохими шансами застать её дома а будний день, и уж тем более поутру. Появившись на работе в пятницу, я нашла в справочнике её телефон и выждала до половины одиннадцатого, полагая, что к этому времени даже представители богемы уже просыпаются. Но ошиблась.

— Да? Алло? — произнёс сонный женский голос. Следом раздался страшный грохот: очевидно, на том конце провода случилась небольшая катастрофа. — Извините, — после незначительной паузы объяснила девушка, подавив зевок, — уронила телефон.

— Нет, это вы меня простите. Я вас разбудила, правда?

— Ничего, мне всё равно надо было рано вставать, — великодушно ответила она.

Я назвалась и объяснила, почему мне столь необходимо с ней побеседовать. Выслушав, она недоуменно спросила:

— В кого, говорите, стреляли?

— В вашу подругу, Мередит Фостер, и её сестру-близнеца, — рассердилась я, но, в конце концов, речь шла о жизни и смерти.

— Мередит Фостер?

И тут до меня дошло. Да уж, сообразительности мне не занимать.

— Вы Хелен Уорд?

— Нет, я её соседка. — И она объяснила, что Уорд укатила на съёмки куда-то в дикие джунгли и что с ней абсолютно невозможно связаться. Она отсутствовала уже месяц, и о сроке её возвращения оставалось только гадать. — Честно говоря, — продолжала моя собеседница, — я думала, что она не задержится. — И добавила не без ехидства: — Роль-то у неё крошечная.

— Если она даст о себе знать, пожалуйста, попросите её мне перезвонить. — Я продиктовала мои телефоны. — Не забудете? Это очень, очень важно.

— Не забуду, — любезно пообещала девушка. — Я записала оба номера в блокнот Хелен. Но не рассчитывайте, что она позвонит оттуда. Уж сколько времени прошло, а от Хелен ни слуху ни духу.

— Хорошо, но когда приедет, пусть немедленно свяжется со мной. Передадите?

— Конечно.

— Это жизненно необходимо. (Каюсь, есть у меня склонность упорно долбить в одну точку.) И огромное вам спасибо, мисс?..

— Шакира. Просто Шакира. Знаете, как Мадонна. И Кении Джи.

Кто такой Кении Джи?

* * *

Старинный дубовый зал отеля «Плаза» завораживал своим несколько обветшалым благородством: панели тёмного дерева и очаровательные неброские росписи над ними, уютные кожаные кресла и истёртый дубовый паркет. Такой атмосферы в Нью-Йорке вы больше нигде не отыщете. Я-то уж точно подобных залов не видывала и потому одобрила выбор-Роджера Хайера.

Из нашего телефонного разговора я уже составила о нём определённое мнение и, думаю, могла бы узнать даже в многолюдной толпе. Синий костюм и галстук в горошек упростили задачу до предела.

Щеголеватый темноволосый мужчина лет под сорок рассеянно пялился на бокал с виски, когда я приблизилась к его столику.

— Вы…

— Роджер Хайер, — закончил он за меня. — А вы, надо понимать, Дезире. — Он осклабился; ровные, зубы сверкнули столь ярко на фоне его аристократического загара, что я едва не зажмурилась.

Поднявшись, он обогнул столик, дабы отодвинуть для меня кресло (излишняя галантность, на мой взгляд), и я обнаружила, что Хайер лишь на два-три сантиметра выше меня. Но сложен он был хорошо, ничего не скажешь, и дорогой костюм смотрелся великолепно на крепкой мускулистой фигуре.

Как только мы оба уселись, тут же подошёл официант.

— Придётся вам меня догонять, — сообщил Хайер и, указал на пустой бокал, стоявший перед ним.

Я заказала перье с лимоном, а Хайер — третий бокал виски, чистого.

— Вы не поверили, когда я сказал вам, что ничем не могу помочь, — начал Хайер. Его губы скривились в лёгкой усмешке. — И настояли на встрече. Что ж, валяйте. О чем вы хотели меня спросить? — ухмыльнулся он с нескрываемым высокомерием. Эрик Фостер был прав: этот человек действительно не смотрел в глаза собеседнику.