Гусев взглянул на друга и заявил:

— Если бы тебя не призвали, то я был бы уверен, что это ты угробил секретаря.

— И угробил бы, да не пришлось. Но хорош базарить. Ротный идет.

— Где?

— Встать, смирно!

Командир роты вышел из соседней палатки, увидел бойцов, двинулся к ним.

Красноармейцы застегнулись, подтянули ремни.

Ротный встал рядом, осмотрел обоих и спросил:

— О чем речи ведем, товарищи бойцы?

— Да так, о жизни, — ответил Сергушин.

— О жизни, говоришь? Так вот, довожу до вашего сведения, товарищи красноармейцы, что батальонный комиссар Ефремов очень заинтересовался вашими беседами и приказал мне обратить на вас повышенное внимание. В роте есть люди, которые постоянно информируют его обо всем, что у нас происходит. А вы допускаете критику советской власти. Чем это может обернуться, понимаете?

Гусев вздохнул и ответил:

— Трибуналом.

— И сроком. Так что поменьше разговоров, а лучше вообще прекратить их.

— Это что ж, товарищ капитан, теперь и слова проронить нельзя?

— Можно. Надо только знать, что за слово.

— Ладно, будем хвалить нашу партию, ведущую нас в светлое будущее.

— Напрасно ты балагуришь, красноармеец. Если комиссар зацепится за вас, то уже не отпустит. Но я вам ничего не говорил. А сейчас марш в отделение!

— Есть!

Красноармейцы забежали за палатку.

Вскоре старшина роты Вереско объявил общее построение, на котором капитан Новиков довел до личного состава ближайшую задачу. Затем он собрал у себя в палатке командиров взводов.

Офицеры поздравили его с присвоением очередного воинского звания.

Командир пулеметного взвода лейтенант Ковригин тонко намекнул:

— Надо бы обмыть вашу «шпалу», товарищ капитан.

— Обмоем, лейтенант, как разгромим японцев.

— Это сколько же ждать?

— Сколько надо, столько и будем. Слушай задачу по подготовке взводов к маршу в населенный пункт Номан! — Капитан довел до своих офицеров, что и как им делать, после чего распустил их.

В палатке остался старший политрук Семенов, положил на стол пачку папирос, спички.

Офицеры закурили, потом заместитель по политчасти спросил:

— Как считаешь, с какой целью командование выставляет нас на рубеже, не самом выгодном с точки зрения обороны?

— Почему на невыгодном? И для обороны? Основная задача нам будет поставлена в Номане.

— А для чего подразделению придаются противотанковые средства, четыре «сорокапятки»? Понятно, что самым эффективным будет их огонь из укрытий по наступающей бронетехнике. Нет, конечно, этим пушкам найдется применение и при наступлении, но…

Капитан Новиков кивнул и сказал:

— Ты прав, Юра. Скорей всего сначала нам придется вести оборону.

— Но тогда почему на восточном берегу реки? Ведь на западном обороняться было бы легче. Перед рубежом водная преграда, которую еще преодолеть надо.

— А если японцы выйдут на восточный берег, втянут нас в позиционный бой и встанут? Тогда мы не сможем нанести контрудар, даже если у нас и появится такая возможность. Нам помешает та же водная преграда. Но не будем гадать, Юра. Командование знает, что и как надо делать.

— Будет ли толк от роты монголов, сформированной из пограничников? Они не обучались боям в составе пехотных частей. Их задача — границу охранять.

— Посмотрим, разберемся со всем на месте.

Старший политрук выкурил папиросу, затушил ее в банке из-под консервов, взглянул на командира роты и спросил:

— Ты заметил, что я опоздал на завтрак?

Капитан не без удивления посмотрел на него:

— И что? Мало ли почему ты задержался?

— Да не задерживался я. Меня вызывал батальонный комиссар.

Затушил окурок и Новиков:

— А чего сразу после совещания не сказал?

— Спешили все. Говорю сейчас.

— Вызвал по поводу Сергушина и Гусева?

— Не только, но в основном по ним.

— И кто же, интересно знать, сливает ему информацию?

— Ты, командир, неправильно формулируешь мысль. Не сливает, а докладывает по существу вопроса, поставленного комиссаром в рамках его полномочий. А кто именно, я не знаю.

— И знал бы, не сказал, да?

— Не сказал бы. Извини, Сергей.

— Ну и ладно.

Старший политрук взглянул на командира и спросил:

— Ты говорил с ними?

— Конкретно по этому вопросу — нет. У меня в подчинении сто сорок четыре человека, с каждым не поговоришь, особенно в такой обстановке.

— Понятно, тогда я сам с ними проведу беседу.

— Это твое право.

— Ну и займусь наглядной агитацией.

Командир роты усмехнулся:

— Конечно, Юра, куда же без нее?

— Напрасно ерничаешь, Сергей. Политическая агитация играет большую роль в воспитании бойцов Красной армии.

— Не спорю и не ерничаю. Делай то, что входит в твои обязанности.

— Значит, завтра после завтрака?

— Да, в шесть ноль-ноль начало марша.

— Добро. — Старший политрук вышел из палатки.

Весь день шла подготовка к отправке группы. Экипажи танков и бронеавтомобилей заправляли свои машины, получали боекомплект. Подошли четыре «сорокапятки» на конной тяге. Красноармейцы таскали в повозки ящики, короба, мешки. Старшина грозно покрикивал на них.

Командир роты получил из Улан-Батора три пулемета и изрядное количество боеприпасов к ним. Заставы, на которой служил военный советник старший лейтенант Шагаев, теперь не было. Получалось, что «дегтяри» и патроны к ним следовало передать в монгольскую стрелковую роту. Однако у капитана Новикова были соображения на этот счет. Он не отказался бы оставить пулеметы у себя, а пока решил, что там видно будет.

К вечеру подготовка к маршу была закончена. Старшина выставил у повозок посты охранения. Танкисты и экипажи бронеавтомобилей назначили своих часовых. Этой охраны было достаточно.

Ужин, вечерняя поверка и отбой прошли раньше обычного. Наступила темная звездная ночь. Что сулил завтрашний день, не знал никто, несмотря на все планирование.

Ровно в шесть утра колонна начала марш по берегу реки. Впереди танковый взвод, следом грузовики с личным составом, бронемашины, орудия. С воздуха ее прикрывали звенья истребителей И-15, постоянно сменявшиеся.