сушеной рыбы? Дела… И когда только успел? Когда пацаны ушли, я побродил по пустым комнатам Лёниной каморки. Обнаружив на книжной полке томик Мориса Дрюона «Узница Шато-Гайтара», я зацепил книжку с собой и вернулся на крыльцо к пиву и рыбе. Погрузившись в увлекательное чтение, я и не заметил, как пиво в ведре и горка сушеной рыбы стремительно уменьшились. Есть у меня такой прикол, когда погружаюсь в чтение, жру и пью, как не в себя!

Я обвел взглядом дворик и окрестности, «изображение» плыло и «слегка» двоилось, в раздувшемся пузе булькал хмельной напиток и, по всей видимости, мне теперь и море по колено! Да, и где же мои корефули? Пацаны действительно уже долго отсутствовали, раз я умудрился столько пива выхлестать в одно лицо. Я бросил взгляд на часы — полшестого! Ого! Куда это они запропастились? Я поднялся на подкашивающие ноги и зашел в дом — надо было срочно отлить.

Гальюн в Лениной квартирке располагался прямо в небольшом коридорчике-прихожке, отгороженный от вешалки лишь ситцевой занавеской. Да и слива у него не было — только унитаз без бачка. Рядом с унитазом на табурете стоял большой оцинкованный таз с водой и плавающим в ней пластиковым ковшиком. Техника, конечно, на грани фантастики! И это почти в двадцать первом веке!

Но я так понимаю, что в этом бараке изначально вообще не было туалета. Все удобства — на улице, как в деревенском частном доме. Видел я такой толчок рядом за углом. Те, кто не озаботился, таким вот фаянсовым чудом, и подводом канализации, до сей поры бегали за угол. И во всей квартирке моего нового знакомого я так и не обнаружил ни одного крана с водой! Рядом с толчком висел штырьково-клапанный рукомойник, а под ним — обычное помойное ведро. На входе во двор стояла колонка, к которой время от времени подходили жильцы, кто с ведром, кто с бидоном, и затаривались водичкой. Блин, в каком веке живем? Такое ощущение, что конкретно в этом дворе время странным образом остановилось, где-то на уровне начала века.

Я вернулся на крылечко, ухватил недошелушенный хвостик сушеного минтая и принялся жевать, отрывая от рыбьей тушки большие соленые куски.

— Серега, ты как тут? Не запарился еще нас ждать? — заорал нагруженный жратвой Патлас, едва войдя во двор. Следом за ним появился и Славка. Патлас, сбросив тяжелые сумки у крыльца, схватил кружку и сунулся в ведро. — А где пивас? — возмущенно протянул. — Серый, ты чего, в одного все выдул?

— Наверно… — пожал я плечами и глупо улыбнулся.

— Да он же талый! — заржал Славка. — Серега, а губа у тебя не дура! Оценил местный пивчик?

— Ага! — Я вновь послушно кивнул, не переставая улыбаться, словно придурок. В голове приятно шумело и ощущалась небывалая легкость. А еще клонило в сон.

— Слышь, Серый, — произнес Головня, оценив мое состояние, — в сон кидает?

— Ага, — ответил я, слегка заплетающимся языком, — есть немного…

Пока мы трещали, объявились тезки — Леньчик и Леня, затаренные бухлом.

— Че так долго? — накинулся на них Патлас. — Пока вы ходили, Серый все пиво выжрал!

— Че, в одно лицо? — не поверил Леня, заглядывая в ведро.

— Ага! — кивнул Алеха. — И всю рыбу сожрал!

— Да и хрен с ним, с этим пивом! — отмахнулся Леня. — Бухла хорошего нормально притарили — на всех хватит! — Он звякнул стеклянной тарой.

— А че взяли? — поинтересовался Патлас. — Водяры?

— Стали бы мы из-за водяры столько ждать, — усмехнулся Леня. — У меня сестренка двоюродная в Океане работает… Кабак такой, — пояснил он, вытаскивая из сумки бутылку без опознавательных знаков. — Официанткой. Вот это, — он тряхнул бутылкой перед самым носом Патласа, — армянский коньяк! Пять звезд! Это, — он засветил вторую бутылку, — «Ред сантори» — настоящий японский вискарь…

— Откуда такое изобилие? — удивился Патлас. — Никогда японского вискаря не пробовал.

— Я ж говорю, сестренка в кабаке халдеем шустрит, — повторил Леня. — Народ по синьке не бухло не допивает, ну а лишняя копеечка кому не нужна?

— Сливают что ли остатки? — наконец допер Патлас.

— А ты чего, презгуешь? — прищурился Леня. — Думаешь, что самопальная бурда, типа сэма, лучше слитого из разных бутылок ипонского пойла?

— Да не, — замотал головой Алеха, — какой там брезговать — на безрыбье и рак — рыба! Мне просто интересно, где народ бухло в городе мутит, если в магазинах голь и талонов нет?

— Главое, чтобы моньки водились! — фыркнул Леня. — Вот же устроил нам веселую жизнь господин вновь избранный президент!

— И…к… не говори! — икнув, поддержал я Леня. — Лишь бы пыль в глаза пустить! Устроили, борьбу с пьянством… А мы, разве, пьём?

— Ну, только если по чуть-чуть! — заржал Патлас. — Из мелкой тары, навроде ведра!

Ну, да, это уже шпилька в мой адрес.

— Пацаны, — полез я обниматься к Патласу, — ну, не хотел я… Так само получилось! Завтра с меня пивас! Ведро! Каждому!

— О! — обрадовано потер руки Леня. — Завтрашний опохмел с Сереги!

— Заметано! — Я гулко стукнул себя кулаком в грудь.

— А теперь, поцики, — произнес Леня, заходя в барак, — тащите во двор стол! Давайте пить уже, а то так жрать хочется, что переночевать негде! — перефразировал он известное выражение.

Мы вынесли стол на небольшую лужайку возле крыльца. Расставили тарелки, Леня навалил на них деликатесов, тоже из остатков ресторанных блюд: копченые сыры и колбасы, красная рыба, икра, крабы, кальмары и прочие морские прелести. На кухне уже шкворчали на сковородках подогреваемая жрачка: толченая картоха, пельмени, котлеты — готовый хавчик, за которым Леня смотался на свою работу — железнодорожный ресторан.

— Ну, — когда все расселись по местам, поднял он наполненную стопку, — за знакомство пацаны!

— Е-е-е! За знакомство! — обрадовано поддержали его тост мои друзья, опрокидывая в себя спиртное и набрасываясь на еду — только за ушами затрещало. Жрать хотели все — еще бы, обед-то мы успешно пропустили.

Я тоже заталкивал в себя неведомые в Новокачалинске деликатесы, хотя мой живот и так был переполнен. Того и гляди лопнет после подобного обжорства. Но не попробовать всего… Не-е-е, чем добру