Инвалид, не поднимая головы, сжался, мелко дрожа.

Отбросив валяющуюся тут же трость куда-то за паллеты, Иванов уверенно взялся за дверь бокса и потянул её на себя, сдвигаясь в сторону одновременно с ней и не подставляясь в открывающийся проём.

Никто не выстрелил, никто не закричал. Тишина...

Прежде чем входить, он внимательно осмотрелся через небольшую щель: песок, отсев, вибростол, бетономешалка, пара корыт, куча пластиковых форм, лопата. Всё неновое, всё в цементе и грязи. Понятно. Цех по производству плитки. Тепла ждут, сейчас он условно «законсервирован». Здесь, что ли?

— Юра! — негромко позвал Сергей, втайне надеясь, что ступор его бывшего попутчика уже прошёл и он сейчас способен связно мыслить. — Юра!

— Кто это? — глухо донеслось изнутри. Голос был знакомый — суетный, чуть сбивчивый.

— Я. Собрался в город ехать, вот и решил спросить — тебе ещё надо или как?

Ответа не последовало, и Иванов понял — шутка, которой он хотел подбодрить беглеца-неудачника, оказалась откровенно плохой, совсем неудачной. Потому следовало поскорее исправлять положение.

— Юра, скажи, где ты, есть ли кто-нибудь ещё тут, и я тебя выпущу, —бывший инспектор попробовал наладить общение по-другому. — Не переживай, охраны поблизости нет.

— В карцере, — прогудело из глубины строения. — Слева от входа.

Только теперь, зная, куда смотреть, Сергей разглядел небольшую железную дверь.

— А кроме тебя тут кто-нибудь есть? — ну вот не хотелось ему входить наобум. Мест, где можно спрятаться — в боксе полно.

— Я не знаю, — честно ответил Юра. — Но никого не слышал после выстрела.

— Радует, — совершенно искренне произнёс бывший инспектор и наконец-то вошёл внутрь, направившись сразу к запертой двери.

Калека сказал правду — замка, как такового, не было, хотя проушины солидных размеров и имелись в наличии. Зато присутствовал сваренный из толстой железной полосы засов, в настоящий момент задвинутый до половины в специальный вырез в стене.

Громоздкая на вид конструкция открылась на удивление мягко, без ожидаемого стука и лязга. Из темноты неосвещаемого помещения показался Юрий. Измученный, жалкий, подавленный... Серёга же, дождавшись, пока тот выйдет — не удержался, заглянул внутрь: глухая комнатка два на два, а в ней гнилой матрац прямо на полу, ведро для нечистот. Пахнуло сыростью, непонятной тухлятиной. Иванов отстранился, поспешно прикрывая дверь.

По всей видимости, раньше здесь был какой-то склад или впоследствии пристроенная раздевалка с позабытым по солдатскому разгильдяйству окном, однако теперь из этого помещения действительно вышел чудесный карцер. И удумают же! В тюрьме и то веселее.

***

На улице Сергей наскоро, без подробностей, объяснил Юре о возможной свободе и, не давая тому задаваться вполне логичными вопросами из серии «как ты один против всех», перешёл на командный тон:

— Водить умеешь?

— Да.

— Где ГАЗель стоит, на которой нас сюда привезли, знаешь?

— Да, — по-военному чётко рапортовал мужичок, понемногу оживая и преданно глядя на начальственную физиономию Сергея.

— Тогда вот тебе ключи, — в руки Юрия перекочевала связка, — и иди выпускай своих на волю. Знаешь, где сидят?

— Да! В двухэтажке, на втором этаже, там, где на первом кабинеты руководства.

— Да? — повторил за освобождённым парень, чувствуя себя донельзя глупо. Был же там, мог ведь подняться, хотя бы из любопытства...

— Да! — подтвердил Юра, усугубляя кретинизм ситуации.

Этот замкнутый круг «даканья» необходимо было срочно разрывать, и бывший инспектор немного сменил тему:

— Сейчас всех выпускаешь, велишь одеваться. Потом идёте на первый этаж, в кабинет этого... который в машине рядом с водителем ехал. Там открытый сейф. Разбираете паспорта. Затем — топаете на улицу и заносите все увиденные тела в тепло! Всех шестерых! И не вздумайте бить или ещё как-нибудь месть демонстрировать! — с нажимом в голосе особо акцентировал он. — Кто попадётся — автобус «Отсюда-Домой» уедет без него. Лично проверю!

— А... — протянул мужичок.

— Потом «А», — отмахнулся Серёга. — Сюда слушай. Пока все носят и кантуют, оргазмируя в трудовом подвиге, ты ищешь ключи от машины и бежишь к ней. Проверяешь масло, бензин, заводишь и вообще, делаешь всё, что положено для того, чтобы не заглохнуть по дороге. Понятно?

— Да. А...

— А ещё вон того, — кивок в сторону до сих пор лежащего на снегу инвалида, — прямо сейчас в тепло отнеси, чтобы не замёрз. Уяснил?

— Да. А... это...

— Да что ты заладил, «А» да «А»! по-человечески скажи, что тебе надо?

Юра помялся, но тянуть с разъяснениями не стал:

— А если эти, ну, которые к охране поближе, не разрешат... Что делать?

Лицо Иванова озарила снисходительная улыбка Деда Мороза. Он с удовольствием вытащил из кармана неудобный лежавший там кистень, протянул его ошалелому мужичку и, дождавшись, пока тот возьмёт его в руки, с отеческой добротой в голосе пояснил:

— Убеждать не путаться под ногами. Мягко и человечно. Если не поймут — позвать меня. Я объясню лучше, — в доказательство своих ораторских способностей бывший инспектор продемонстрировал ошалело-довольному такой постановкой вопроса Юрию пистолет, а после добавил задумчиво. — Хотя... ты прав. Лучше вместе пойдём, сразу всё растолкуем и обоснуем. Действуй! Подождёшь меня у общежития этого вашего, не люблю никого за спиной, даже одноногих... — и снова перешёл на грозный рык. — Выполнять! Нам ещё до трассы по этим сугробам выбраться надо! Лично у меня толкать машину желания нет.

***

Дождавшись, когда освобождённый мужичок, тащивший так и висящего кулем, пахучего инвалида, скрылся в здании, Сергей задрал голову вверх и дерзко, с вызовом, бросил в небо, будто оно могло его услышать:

— Хотели, чтобы я колдуном стал? Буду! Чёрт с вами... Только потом не жалуйтесь!

От автора.

Основа для данной истории взята из реальной жизни. Мне, в своё время, довелось побывать в такой вот всеми забытой «воинской части», посмотреть на новоявленных рабовладельцев и рабов. Что сказать... если у Вас когда-нибудь попросит денег на билет бедно одетый, рабочий мужичок без перегара и с мозолистыми руками — дайте, сколько не жалко. Возможно, Вы поможете ему вернуться домой.

— Маша, мне страшно, — Сергей печально смотрел в стол, точнее в треугольник столешницы, образовавшийся между сцепленными в замок руками и его телом. — Я боюсь. Никогда не думал, что в этом признаюсь, однако дело обстоит именно так. Без шуток... Я боюсь сам себя... — пустой, депрессивный взгляд переместился на кицунэ. — Понимаешь, тогда, в воинской части, я с лёгкостью мог отправить всех тех сторожей задрипанных на тот свет всего лишь одним касанием. Я чувствовал, контролировал все потоки их жизненной силы... Слишком сильное могущество... слишком легко получается использовать Силу. Теперь вот каждую секунду думаю: «А если сорвусь? Если перестараюсь? Если случайно до кого-то дотронусь?» Да тысяча «если» в голове, и среди них ни одного хорошего. Понимаешь? Не заиграться бы... С Богом себя не перепутать... Не поверишь, но мне ещё больше хочется снова стать нормальным, без вот этого всего, а не жить обезьянкой со спичками на пороховом складе.