– Понятно, – снова перебил Ревенко. – Требуется узнать фамилию этого Георгия. Нет ничего проще, мой друг. Повиси немного.

Он отдал кому-то команду и уже через пару минут радостно сообщил:

– Ответ на запрос вам выслали. Речь идет о некоем Георгии Фисуне, кличка – Жора-Одессит. Препротивнейшая, скажу тебе, личность. Хочет лидерствовать и подминает всех под себя, где бы ни находился. Сокамерники его всегда и везде боялись и старались подружиться, только у волка-одиночки какие друзья? Понимаешь, по характеру – настоящая сволочь. Шептались, что на его совести есть убийства, только за руку не ловили. Вот такой, значится, фрукт. Вполне мог поквитаться с приятелем по колонии – это я к тому, что вы правильно его подозреваете. Сейчас листаю его дело… Мерзкий тип. Кстати, от чего умерли Будченко и этот твой ювелир?

– От остановки сердца, – ответил Беспальцев и напрягся, почувствовав, что сейчас Ревенко скажет что-то важное. – Внешних повреждений нет, но…

– Дальше можешь не рассказывать, – перебил его полковник. – Если минуту назад я маленько сомневался, что это Фисун, то теперь – ни капли. Во время его пребывания в колонии умерли несколько заключенных. Угадай, от чего?

– От остановки сердца? – прошептал майор.

– Именно так, – подтвердил Николай Иванович, и Геннадий представил, как он расплылся в улыбке, показывая редкие, но крепкие зубы. – Именно так, дорогой. Как всякий работник правоохранительных органов, ты слыхал про этот удар.

– Слыхал, – поддакнул следователь. Да, ему было прекрасно известно, как можно убить человека, не оставив следов, одним ударом. Сильный хлесткий удар в левую часть грудной клетки – и сердце останавливалось.

– Неужели никто не видел, как Жора это делал? – удивился майор. – У вас свидетелей полна коробочка.

– Ты с подобными свидетелями знаком, – усмехнулся подполковник. – От них толку как от козла молока. Боялись они его крепко. Жора не раз утверждал: дескать, на воле дружки у него имеются, за него готовы в огонь и в воду. Кому же охота раньше времени с белым светом прощаться? Вот и гутарили: мол, ничего не видели. Ну а на нет и суда нет – это тебе тоже известно.

Геннадию было известно и то, что в жестоком мире, где царили не менее жестокие законы, существовали многочисленные способы убийства, не оставляющие следов. Если заключенного убивали в тюрьме, обычно убийц не находили. Вскрытие не показывало насилия, смерть выглядела естественной, и начальники торопились закрыть дело, понимая его бесперспективность. Знал майор и о том, что многие из них откровенно радовались гибели своих подопечных, говоря: «Те, кто стремится попасть в этот мир, пусть знают, что можно недолго протянуть. Если знают и не верят – сами виноваты». Кроме того, какому начальству охота получать нагоняи за несоблюдение дисциплины? Если бы только на бумаге, а то ведь проверками замучают. И заключенным от этого не сладко. Приедет высокое начальство, устроит шмон – мало не покажется. А так схоронили очередного на тюремном кладбище – и всем хорошо. Поистине тюремные кладбища хранят множество секретов, которые никогда никто не разгадает.

– Спасибо вам огромное, Николай Иванович, – поблагодарил Беспальцев подполковника. – Даю слово: при первой же возможности буду у вас на даче.

– Можно я тебя на этом слове поймаю? – хихикнул начальник. – Попробуй только не приехать – посажу.

Оба расхохотались и повесили трубки. Майор подумал: хорошо бы летом действительно смотаться в Одессу на море! Дети моря почти не видят, хоть и живут от него не так далеко. Все, решено, в июле берет отпуск и везет семью в Лузановку.

Улыбнувшись своим мыслям, которым – кто знает, – может, и суждено сбыться, следователь потрогал воду, поморщился: она совсем остыла. А что он хотел? Почти полчаса проговорили. Он снова сунул шнур кипятильника в розетку и взял печенье. Оперативники вошли в кабинет, когда следователь надкусил квадратик печенья, почувствовав голод. Может быть, оттого, что вспомнил, как они с Ревенко ели в ресторане на набережной?

– Хорошо пришли, таки да, – по-одесски проговорил Вдовин. – На чаек, так сказать. Ты ведь угостишь, верно?

– А чаек у вас имеется? – недовольно буркнул Геннадий. – У меня вот кончается. На всех не напасешься.

– Да не будь жадюгой! – усмехнулся Горемыкин. – Принесу тебе завтра чайку, да не какого-нибудь, а цейлонского. Моя где-то раздобыла несколько пачек.

– Ладно, оглоеды, садитесь, – Беспальцев достал два стакана и поставил перед ними. – Так и быть, угощу, кроме того, у меня хорошее известие. Я позвонил в колонию, где отбывал наказание Будченко. Начальник тамошний – мой хороший знакомый.

– Не скажу, что это хорошее знакомство, – скаламбурил Максим и загреб несколько печенюшек. – Ладно, рассказывай, что он тебе сообщил.

Беспальцев, не торопясь, будто получая удовольствие, насыпал в чистый заварочный чайник крупнолистовой черный чай, залил кипятком и изрек:

– Георгий из Одессы, сокамерник Будченко, – это Георгий Фисун по кличке Жора-Одессит. За убийство никогда не привлекался, но в колониях, где он отбывал наказание, частенько умирали заключенные, причем экспертиза не выявляла никакого насилия: у несчастных просто останавливалось сердце. Ни с того ни с сего – такое бывает.

Оперативники переглянулись, их глаза загорелись, лица зарумянились.

– То есть ты хочешь сказать, что это и есть наш убийца? – обрадовался Горемыкин. Беспальцев взъерошил жидкую шевелюру:

– Может, наш, а может, и нет. Я же сказал: никто никогда не признавался, что был свидетелем, как Жора убивал. Как вы понимаете, это тертый калач, и с ним придется много поработать, чтобы выбить признание. Лучше, конечно, его на чем-нибудь подловить, только вот не представляю, как это сделать.

– Что это ты не представляешь? – В кабинет ввалился судмедэксперт Панков собственной персоной. – О, чайком пахнет. Будь другом, угости.

– Вы что, договорились? – притворно рассердился майор. – Чай почти кончился, а они толпой идут.

– А я тебе, как цыганка на Привозе, всю правду расскажу, – запел Панков. – Я хоть и без чая, зато не с пустыми руками пришел. Пальчики у меня с места происшествия, из дома Будченко убиенного. Могу назвать имя и фамилию их владельца.

Беспальцев фыркнул:

– Ой, дорогой, давай я, как цыганка, карты раскину и сам скажу, чьи пальчики. Угадаю – уходишь ты в свою лабораторию несолоно хлебавши.

– Давай, – уверенно согласился судмедэксперт. – Говори, несчастный.

– Пальчики у нас гражданина Георгия Фисуна, – радостно объявил Беспальцев. – Ну как, не врут карты?

Лицо Панкова приняло рассеянное выражение.

– Откуда узнал? – спросил он уже деловым тоном. – Колись, я ведь не верю во всякую цыганскую магию.