— Очень хорошая привычка. Формирует в человеке желание достичь успеха.

Мы опять обменялись улыбками. Я видела, что к Ричарду вернулась непринужденность, ибо мы нашли интересные точки соприкосновения.

— Стремление к успеху, — произнес он. — Продвижение по социальной лестнице, Хорейшо Элджер,[19]все такое. Очень по-американски.

— Думаю, стремление к успеху не чисто американская концепция.

— Концепция, — повторил Ричард с явным удовольствием. — Какое звучное слово. Прямо-таки музыкальное, да?

— Если использовать его концептуально.

— Или позитивно?

— Так говорят бойскауты.

— Ладно, согласен. Тогда, может, «негативно»?

— Это уж вы изощряетесь. «Конструктивно»?

— А вы, значит, не изощряетесь? По-моему, слишком цветисто.

— Цветисто не значит «вычурно».

— «Чурригереско»?[20]— спросил он.

— О, ради бога! Вы выше всей этой напыщенности «пламенеющей» готики, барокко и даже чурригереско.

— А я потрясен вашим словарным запасом. Вы тоже участвовали в школьных конкурсах на знание орфографии?

— Нет, все это я обошла стороной, хотя в старших классах учитель английского пытался заставить меня посещать орфографический кружок после школьных занятий. Дело в том, что я вечно сидела, уткнувшись носом в словарь…

— Как и я.

— Дурацкая привычка — в школе мне все это говорили. И хотя учитель английского, готовивший к конкурсам команду, считал, что я могла бы быть капитаном…

— Значит, он был столь высокого мнения о ваших познаниях?

— Я никогда не считала себя слишком уж знающей, — не раздумывая, ответила я.

— Ни в чем?

Теперь я отвела взгляд, ответила не сразу:

— Пожалуй.

— Почему так?

— Вы задаете слишком много вопросов, сэр.

— Меня зовут Ричард, а много вопросов я задаю отчасти по профессиональной привычке, отчасти — из личного интереса.

— С чего это у вас ко мне интерес?

— Вы мне интересны.

Я покраснела. Ричард мгновенно это заметил и сам смутился:

— Я не хотел быть назойливым. И если я вас обидел…

— Не обидели. Вы просто старались быть со мной любезным.

— В самом деле?

— О, ради бога…

Нам принесли вино. Ричард поднял свой бокал и провозгласил тост:

— За Роже, Уэбстера, «Фанк и Вагналс», Оксфорд[21]и…

— Словарь синонимов… с которым я ложилась спать почти каждый вечер на протяжении всей своей учебы в старших классах.

— Полагаю, ваши родители этому не противились.

— Отец был математиком и предпочитал абстракцию конкретике. Поэтому ко всему, что касалось моей жизни, включая моего первого парня, он относился мило, с любовью и без интереса — не лез в душу.

— И кем был ваш первый парень?

— По-моему, такого вопроса нет в бланке страхования жизни.

— Я и не знал, что мы заполняем анкету страхуемого лица.

— Хорошее вино. «Пино нуар». Надо запомнить.

— То есть вы намекаете мне, что не станете рассказывать про своего первого парня?

— Именно.

— Что ж, не буду настаивать. Однако когда у вас проснулась любовь к словарю синонимов?

— Купила его в четырнадцать лет. Две недели откладывала деньги из того, что зарабатывала приходящей няней. Двадцать долларов. По тем временам это было довольно большое состояние. Но словарь того стоил.

— За что вы его так ценили?

— С ним я забывала про все на свете. Вы когда-нибудь видели словарь синонимов?

— У меня их два.

— Тогда вы точно с приветом.

— Не спорю. А вы — нет?

— С приветом, еще с каким. Однако, возвращаясь к разговору о словаре синонимов… знаете, за что я его люблю? Он не такой косный и официозный, как обычный тезаурус. В нем есть и глубина, и широта в том, что касается эквивалентных слов. Настоящая находка для повернутых на семантике.

— Повернутые на семантике. Мне нравится.

— Это я и есть. Всегда такой была.

— Хотя ваше настоящее ремесло — естественные науки?

— Естественные науки — это «ремесло»?

— По-моему, любая деятельность — ремесло.

И снова я устремила на него пытливый взгляд, ибо редко встретишь человека, способного произнести столь выразительную фразу во время обычного разговора. Ричард заметил, что я по-другому смотрю на него. Он застенчиво улыбнулся, быстро нагнул голову, уклоняясь от моего взгляда, а я невольно подумала: о боже, неужели в моих глазах он прочел интерес или — того хуже — влечение? Я снова покраснела. А потом — теперь одно накладывалось на другое — заметила, что он увидел, как изменился цвет моего лица. Поэтому я попыталась разрядить атмосферу:

— Вы искусно играете словами…

— А я, похоже, вас смутил…

— Нет, это я сама себя вогнала в краску.

— Почему?

— Потому что…

Я не могла озвучить ему свою мысль: потому что вы умны и нравитесь мне, а вы не должны мне нравиться, на то есть десятки очевидных причин.

— Прежде мне никто этого не говорил, — сказал Ричард.

— Что?

— Что я искусно играю словами…

— Но жена ваша наверняка…

Едва эти слова сорвались с моих уст, я тут же пожалела о них. Ибо я поняла, что переступила черту дозволенного.

— Простите-простите, — поспешно сказала я. — Мне не следовало намекать…

— Вы ни на что не намекали. Вопрос вполне резонный. Я люблю слова. Люблю играть словами. Люблю живописать словами, хотя в повседневной жизни, если учесть характер моей работы, мне это редко удается. Да, было бы замечательно, если б мой партнер по жизни, моя жена, ценила мое умение играть словами. Но когда такое было, чтобы ваша супруга могла по достоинству оценить ваш образ мыслей? По-моему, тот, кто этого требует, хочет слишком многого. Не так ли?