– Из ваших слов следует, что Джимми убили.

– Так и есть.

– Но полиция думает иначе.

– Разве?

– Ноэлю вы ничего такого не говорили.

– Неужели?

– Вы ему сказали, что Джимми был убит?

– Да.

– С чего вы взяли? Это же нелепо!

– К выводам можно прийти разными способами. Я сделал логическое умозаключение.

– Вы же не всерьез… Да вам наплевать на Дину Атли! Вы воспользовались мной! – Щеки Перселла заалели. – Выставили полным идиотом! – Он вскочил. – А Ноэль ни о чем меня не предупреждал! Какой позор! Вам следовало сразу мне сказать! Какой же я все-таки глупец!

Он резко повернулся и двинулся к двери.

Я не спешил вставать. Иногда лучше позволить гостю самому отыскать свою шляпу и выйти на крыльцо. Когда входная дверь со стуком захлопнулась, я поднялся и вышел в прихожую, чтобы убедиться, что наш посетитель не забыл уйти. Затем вернулся обратно. Вулф успел сесть прямо и теперь корчил гримасы.

– Если он ни при чем, – сказал я, – если он не глупец, его можно вычеркнуть.

Вулф молча состроил очередную гримасу.

Признаться, я до сих пор не разобрался до конца в отношении Вулфа к еде и вряд ли когда-нибудь разберусь. В каком-то смысле он воспринимал пищу сугубо персонально. Если Фриц подавал жареных голубей и один оказывался чуть пухлее остальных или чуть румянее, Вулф охотно с этим мирился. Если запасы греческого меда из дикого тимьяна истощались, то, как растолковал тот же Фриц, Вулф готов был довольствоваться обыкновенным американским медом на оладьях. И так далее. Но его по-настоящему расстраивало, когда я, выполняя поручения, пропускал время ланча или обеда; расстраивало, потому что тем самым я рисковал испортить себе пищеварение купленным в аптеке сэндвичем или, хуже того, загубить желудок, оставшись голодным. Если имелись основания считать, что наш посетитель голоден, то, пусть даже это был человек, которого Вулф планировал разобрать по кусочкам, он неизменно приказывал Фрицу принести съестного в достаточном количестве. Что касается отвлечений от еды, для него не существовало на свете большего кощунства: усевшись за стол, он вставал лишь тогда, когда был съеден последний кусочек сыра или десерта. Разумеется, это все личные пристрастия, однако он упорно старался внушить их мне – и со временем преуспеет, если я выдержу его вечные придирки. В общем, сами догадайтесь, почему он терпеть не может, когда меня отрывают от приема пищи: потому, что заодно отрывают и его самого, или потому, что сочувствует мне, или потому, что это есть нарушение основополагающих правил?

Так или иначе, такие помехи он ненавидит. Когда зазвонил телефон, я поглощал вторую порцию говяжьего филе. Фриц снял трубку, послушал и сообщил, что миссис Вейл желает говорить с мистером Вулфом. Я отодвинул стул и поднялся, а Вулф что-то раздраженно проворчал и ожег меня взглядом. Но останавливать не стал, прекрасно зная, что я все равно не послушаюсь.

Когда я сказал нашей бывшей клиентке, что Вулф обедает и перезвонит ей через полчаса, она в ответ заявила, что хотела бы его повидать прямо сейчас. Я пригласил ее приехать – когда она прибудет, Вулф уже освободится, – но она возразила: мол, у нее совсем нет сил. Надо признать, ее голос и вправду звучал утомленно.

– Тогда выбор невелик. Если телефону вы не доверяете, то либо я приезжаю к вам, выслушиваю и потом пересказываю Вулфу, либо ждем, когда к вам вернутся силы.

– Откладывать нельзя. Он что, никогда из дому не выходит?

– Если по делу, то нет.

– А вы сможете приехать?

Я бросил взгляд на часы:

– Буду к девяти. Годится?

Она ответила утвердительно, дескать, сойдет за неимением лучшего варианта. Я вернулся в столовую, сел за стол и попросил Фрица принести кофе с пирогом. Дела должны были подождать до кабинета, поскольку там стояли кресла для посетителей и там лежала книга, которую Вулф почитывал в мое отсутствие. Когда он отложил вилку, я сообщил, что миссис Вейл вызвала меня к себе, и попросил указаний.

Он хмыкнул:

– Опыт тебе подскажет, как себя вести. Поймешь на месте. Мы ничем ей не обязаны.

Я ушел. Высунул нос на крыльцо, оценил погоду, прикинул, что вполне выживу без пальто. Прошелся до Восьмой авеню и поймал такси. По пути в центр города я постарался собраться с мыслями. Суждение Вулфа по поводу моего опыта льстило, но ведь я смотрел на текущее положение дел по-своему, а у него наверняка имелся собственный взгляд на происходящее. К примеру, он мог прийти к предварительному выводу – скажем, что Ноэль Теддер не кто иной, как похититель, убийца и лжец. Или мысленно пригвоздить сестричку Марго, а то и дядюшку Ральфа. Все-таки скверная у него привычка придерживать выводы до последнего, нет чтобы поделиться…

Ноэль, похоже, дожидался меня. Не прошло и двух секунд после нажатия на кнопку звонка, как дверь открылась. Выяснилось, кстати, что у него есть приличная одежда – простой темно-серый костюм, белая рубашка и серый галстук, но, возможно, он прикупил этот наряд ради похорон. Захлопнув дверь, он повернулся ко мне и требовательно спросил:

– Какого черта Вулф рассказал дяде Ральфу, что Джимми был убит?

– Сами догадайтесь, – любезно предложил я. – Даю три попытки. Лично я считаю, что ему пришлось рассказать, так как вы намекнули Ральфу, что Джимми в бокал что-то подсыпали, и мистеру Вулфу было не отвертеться. Вот обязательно было об этом упоминать?

– Простите, как-то вырвалось. Но Вулф же такой головастый, неужели нельзя было выкрутиться?

– Наверное, можно, но что касается его поступков, иногда я понимаю их сразу, иногда – только час или неделю спустя, а бывает, что не понимаю вообще. Итак, Перселл поделился этой новостью с вашей матерью?

– Ну да, сразу к ней побежал. Такой шум поднялся, чтоб меня…

– Ладно, мне не привыкать шумиху унимать. Где она?

– Что вы собираетесь ей сказать?

– Сначала я выслушаю ее. Ведите меня к ней. Я обещал быть к девяти, а уже пять минут десятого.

Он явно порывался что-то добавить, но передумал и повел меня вглубь дома. Я рассчитывал, что снова окажусь в библиотеке, вновь увижу статую Бенджамина Франклина на полу, однако в лифте Ноэль нажал на кнопку третьего этажа. Когда лифт остановился, мы прошли по коридору и очутились в комнате, которую я мгновенно оценил по достоинству: она подошла бы моей жене, будь у меня жена, но жениться я, скорее всего, никогда не женюсь, потому что жена наверняка захочет такую комнату. Просторная, не ярко освещенная, вся в серых и розовых тонах, неброский ковер на полу и неброские шторы на окнах… Следом за Ноэлем я двинулся по ковру к большой кровати, на которой лежала миссис Вейл, накрытая розовым покрывалом (не исключено, что шелковым); ее голова покоилась на паре розовых подушек.