Женя вернулась домой и сразу отправила сообщение Валентину:

«Простите, что долго не писала. Сегодня не самый лучший день в моей жизни. Хотя вечер выдался замечательный. Еще совсем недавно я считала, что вы у меня – единственный друг, а теперь кажется, что мой сосед тоже очень хороший человек. Я даже хотела бы дружить с ним. Но как ему об этом сказать?»

Тут же прискакал ответ.

«Ничего говорить не надо. Настоящая дружба обходится без уверений в преданности до гроба. Посмотрите, что он делает или что готов сделать для вас, – сразу все поймете».

«Вы, как всегда, правы, – откликнулась Женя. – Этот человек за несколько дней знакомства уже сделал для меня больше, чем кто-либо за всю мою жизнь. Не считая родителей, конечно».

За окном уже опустилась ночь, накрапывал мелкий дождик, в ярком нимбе вокруг уличного фонаря искрилась золотая пыль. Женя сидела на широком подоконнике кухонного окна и смотрела в темное пространство мира. Вот так же она любила сидеть в детстве, когда идущая ей навстречу жизнь казалась солнечной и радостной. Тогда она и представить не могла, что будет вглядываться во мрак, съеживаясь от страха, затравленная безысходностью и одиночеством. У нее и друзей-то нет настоящих… не считая, конечно, виртуального знакомого и соседа по дому, который такой же призрачный и далекий, неизведанный, как поверхность Луны.

Уже лежа в постели, призывая светлые воспоминания, чтобы и сны пришли к ней такие же безоблачные, Женя отчетливо увидела перед глазами черные отверстия кратеров, серебристые хребты, бескрайнюю безжизненную равнину, на которую ступить страшно, но так хочется этого…

Утром, когда сосед позвонил в дверь, Женя уже ждала его. Они спустились во двор и сели в его машину. Только начинало светать, небо еще не проснулось, но было спокойным, не предвещающим нового дождя. Ранним субботним утром город был почти пуст, и до дома, в котором жили мама с теткой, добрались быстро. Обе поджидали машину во дворе и с достоинством опустились на заднее сиденье. Представились и почти всю дорогу ехали молча, чтобы не отвлекать водителя. Женя тоже молчала, но чувствовала, что мама внимательно наблюдает за водителем. Хотя что она могла видеть? Разве что его затылок и широкие плечи.

Когда прибыли на место, сосед сразу подхватил свою корзинку и направился в сторону леса. Но про него тут же и забыли. Женя смотрела на дом, пораженная тем, с какой быстротой здание было возведено. Отставник Саленко что-то объяснял и показывал. Они ходили по комнатам, поднялись на второй этаж. Женя подошла к окну и посмотрела в сторону леса, над которым повисло не очень яркое осеннее солнце.

– Простите, что не во всех комнатах обои поклеены, – произнес Саленко. – Тут такое дело, каждый выбирает по своему вкусу.

– Ничего страшного, я сама все сделаю, – ответила Женя, – опыт есть.

На первом этаже мама со своей сестрой что-то радостно обсуждали.

– Нет! – прозвучал звонкий голос тетки. – Сюда надо специально мебель покупать, а не тащить из города всякий хлам!

Женя улыбнулась, представляя, как довольны они обе сейчас. Да и ей было приятно ходить по новому дому. Новый дом – это всегда ожидание перемен к лучшему.

– Где вы сейчас трудитесь? – поинтересовался Саленко. – Ника сообщила, что вы работу нашли.

– В институте информационных технологий, – ответила Женя. И, увидев удивленные глаза соседа по даче, объяснила: – На бывшем журфаке.

– Так бы сразу и сказали, что у Васьки-скотины.

– Простите, не поняла.

– Есть у меня знакомый давний, Кэлман его фамилия. Говорят, всем там теперь заправляет.

– Но он только недавно назначен временно исполняющим обязанности, – объяснила Женя.

Саленко усмехнулся.

– Чтобы Васька-скотина к власти не рвался? Быть такого не может! Этот тип готов любому начальнику задницу лизать, а в то же время доносы на него строчит или того хуже… Я ротой командовал, когда он у меня срочную служил. Так что знаю его хорошо. Да и потом общались. Он же из Кишиневского университета из-за политики вылетел. Какое-то у них там националистическое сообщество было, о Великой Румынии мечтали, ну и повязало «революционеров» КГБ. Кто-то сел, кого-то родители отмазали, а Васька-скотина в армию загремел. Короче, бегал он все время в особый отдел. Особист у нас службу прямо рвал: мало ему было письма вскрывать и читать, на него еще такие, как Кэлман, работали. Даст солдатику трешку-пятерку или просто бутылку, тот с дружками после отбоя в каптерке или еще где-то затихарится и давай беседы вести. А потом докладывает, кто да что говорил. На меня наверняка стучал, хотя я и не пил с ним. Кто я – а кто он! И ведь дружил Васька-скотина со всеми, свой в доску был. Потом уж замполит по просьбе особиста дал ему характеристику и ходатайство на восстановление в университете. Но только не в Кишиневском, а в Питере. Вот как такое возможно, а?

Не перебивая, Женя слушала соседа по даче.

– Потом я его долго не видел. В начале девяностых после окончания Академии тыла и транспорта я попал в Северо-Кавказский военный округ. И вот как-то в Ростове в кабаке встречаю Ваську. Сам ко мне подошел. «Узнаете меня?» – спрашивает. Выпили мы с ним, поговорили. Я-то хорошо его помню, а потому и не болтал особо. Он мне про себя рассказывает, что удачно женился, теперь доцент, денег платят мало, время тяжелое, надо семью кормить, вот и занимается понемногу коммерцией. Потому и в Ростов прибыл, мол, есть большой интерес к военному снаряжению, списанному, но которое еще работает, можно неплохо подзаработать на этом. Телефонами обменялись. Думал, не увижу его никогда, но он позвонил и стал говорить, что его конкретно интересует. Короче, Васька-скотина смутил меня своим предложением. Я ж тогда, несмотря на должность, получал сущие копейки. Возможность, конечно же, у меня была. Пошел к начальству, сказал: так, мол, и так, все равно войска из Чечни выводим, все с собой не утащим, давайте хоть подзаработаем на этом. Начальник сразу согласился. Мы с Васькой в Питере встретились и все обговорили: что, сколько и почем, а главное – наши с ним доли. Потом какую-то технику списали, на какую-то акт составили, что своим ходом не дойдет, а железнодорожных платформ не хватает… В общем, совершилась сделка. Начальство мое свое получило, мне Васька сам должен был хорошую сумму передать. Прихожу к нему домой, а он руками разводит: все отдать не может, с него якобы посредники требуют за содействие больше, чем просили поначалу, причем люди там серьезные, отговориться не удастся. Поругались мы с ним. Немного Васька мне отдал, еще часть в другой раз пообещал. Понял я, что он меня кинул. Ну ладно, думаю, встретимся еще.

Саленко тяжело вздохнул и продолжил:

– А потом я узнал вот что. Посредники и в самом деле были, только к нашему куску никакого отношения не имели. А пообещал им Васька-скотина ровно миллион американских рублей. И деньги у него были отложены. Но он поглядел на них и решил себе оставить, как и мою долю. А как это сделать? Он же вообще-то трус невероятный, а еще больше жадный. Каким-то образом Васька вышел на бандитов, пообещал сколько-то, а те ему гарантировали свое покровительство и защиту. И вот назначили ему посредники встречу. Вернее, сказали, что зайдут к нему домой. Васька пригласил группу поддержки из двух мордоворотов. Сидят, ждут, Кэлман виски потягивает.