— Но нам велено подготовить дело к передаче по инстанции. Оперативник поднял голову, посмотрел на Волина и задал один-единственный вопрос:

— Когда?

— Думаю, дней через пять. Пока группу соберут, пока утвердят состав… Подтекст был ясен: «За пять-то дней, глядишь, уже и ловить никого не придется. Сами управимся». Лева удовлетворенно качнул курчавой головой:

— Уложимся. Если постараемся.

— Я тоже так думаю. Оперативник открыл первую страничку, облизнул губы — видно, давил в себе неприятные воспоминания, — и очень буднично начал читать:

— Со второй жертвой дело обстоит следующим образом. Анастасия Сергеевна Пашина, семнадцать лет. Учащаяся ПТУ. Третий курс, швея-мотористка. Училась более чем средне. Дворовый ребенок. Родители целыми днями на работе, девчонка была предоставлена сама себе. Иногда пропадала на сутки. Пили, ясное дело, — Лева оторвался от записей, пояснил: — Они там во дворе сколотили компанию, человек десять-двенадцать. В основном мальчишки, но было и несколько девочек. По показаниям подруг, примерно две недели назад Настя познакомилась с каким-то молодым человеком. Произошло это в центре. Точнее, на Театральной площади. Она звонила по телефону-автомату, он стоял за ней в очереди. Разговорились, познакомились. Убийца пригласил Пашину в ночной клуб. Поужинали, обменялись телефонами. Номера, разумеется, никто не запомнил. Но Настя говорила, что ее «ухажер» — мужик с «крутой» машиной, «крутыми» деньгами и абсолютно без комплексов.

— В каком смысле? — не понял Волин.

— Во всех смыслах, Аркадий Николаевич.

— Они что, спали вместе? Лева усмехнулся одной стороной рта:

— Аркадий Николаевич, современная молодежь начинает жить полноценной половой жизнью, еще не успев выбраться из пеленок. Чему тут удивляться? Волин подумал о Катьке, хмыкнул, бормотнул: «М-да».

— Он покупал ей что-то из шмоток, несколько раз водил в ночные клубы. Компания, понятное дело, обижалась. Потребовали, чтобы девчонка приносила им спиртное со своих вечеринок. Она дважды принесла. Три бутылки водки. Сказала: «Папик откупается». Кое-что из купленных им вещей я изъял, — Лева положил на стол пластиковый пакет.

— Протокол составил? — поинтересовался Волин. — А то ведь не зарегистрируют.

— Конечно, — следом за пакетом на стол лег бланк протокола изъятия. — Все в порядке. Понятые засвидетельствовали. Необходимо как можно скорее передать вещи на экспертизу, возможно, убийца оставил «пальцы».

— Обязательно передам, Лева, обязательно, — заверил оперативника Волин. — Я, кстати, получил заключение экспертов по вещам Ладожской.

— Есть что-нибудь?

— Ничего путного. Вещи фирменные. Микрочастицы есть, но их слишком много и практически нет характерных. Кровь на одежде принадлежит убитой. Вот, собственно, все. Оперативник сразу потерял к заключению всякий интерес, посмотрел в окно и вздохнул:

— И ведь что самое интересное: казалось бы, этот тип не мог не «засветиться». Вокруг ведь уйма народу. Целая армия, можно сказать. Так нет. Он ни разу не зашел к Пашиной домой, не заехал во двор. Никто из всей компании не может сказать, как он выглядит. Правда, однажды ребята решили посмотреть на кавалера и пошли к метро.

— Почему к метро?

— Ну он подъезжал за Настей к метро. Но увидеть его мальчишкам так и не удалось. Этот гад даже не вышел из машины. Просто открыл дверцу. Мальчишки, конечно, заметили машину, темную иномарку, но даже не сумели определить модель. То ли «Пежо», то ли «Шевроле».

— Ничего себе разница, — хмыкнул Волин.

— Вот именно, — с тяжелым вздохом заметил Лева. — Денежный парень на темной иномарке — отличная «зацепка». На темных иномарках пол-Москвы катается.

— Да, но «Пежо» и «Шевроле» все-таки меньше, чем «Мерседесов» или «БМВ», — заметил Волин. — Хотя, с другой стороны, будет крайне трудно доказать, что ухажер Насти и убийца-психопат — одно и то же лицо. Лева опустил блокнот на колени.

— Он очень хитер, этот сукин сын. Никто его не видел, а значит, никто не может опознать.

— Кое-кто все-таки видел, — Волин в двух словах рассказал Леве о том, что удалось выяснить Смирнитскому. — Без всяких сомнений, это один и тот же парень. Денежный, на темной иномарке. Кассирша из банка может его опознать. Пацаны из детского сада.

— Ну и что? — по мере разговора Лева распалялся все больше и больше. — Аркадий Николаевич, вы же следователь, знаете лучше меня: ни один суд не примет данное обстоятельство в качестве доказательства. Ну да, был знаком с обеими убитыми девушками. И что с того? Это ведь не доказывает, что именно он убил их. Мальчишки эти тоже не свидетели. Все трое находились в состоянии алкогольного опьянения, вы сами говорили.

— Мало ли что я говорил? — помимо желания произнес вдруг Волин. — Я много чего говорю. Были — не были, какая разница? Сегодня были, завтра не были. Главное, что они его видели.

— Нет, не главное, — произнес вдруг Лева тихо. — Аркадий Николаевич, вы сейчас говорите, как Жеглов в том фильме. «Плевать, как сядет Кирпич, главное, что сядет».

— Никогда не любил этот момент.

— Я тоже.

— И тем не менее. Временами «способ Жеглова» становится единственным оружием против этой швали, — вздохнул Волин.

— Помните, что ответил Шарапов? «Если начать законом дыры в следствии затыкать, то это будет уже не закон, а кистень».

— Слушай, Лева, заканчивай со своей демагогией. Я этот фильм наизусть помню. Все, кому не лень, цитируют.

— Иногда полезно напомнить.

— Думаешь, будет лучше, если мы, поймав этого ублюдка, разведем руками и скажем: «Иди, дорогой, гуляй. Режь дальше. Поскольку мальчишки-свидетели у нас того… выпивши были». С родителями будущих жертв ты сам пойдешь объясняться? Или на участковых переложишь? — Волин прищелкнул языком. — Они очень обрадуются, уверяю тебя.

— Я и не отказывался. С родителями Пашиной беседовал.

— И что? Ты им тоже рассказывал про Жеглова с Шараповым? Лева серьезно посмотрел на Волина и упрямо сказал:

— Мальчишки были пьяны. Мы это знаем. Даже если они укажут на него пальцем, это будет обман. Подтасовка. Суд не примет их показаний, если выяснится, что они в тот вечер пили. И это мы тоже знаем. Получается, любой гад может убивать кого вздумается и когда вздумается, не боясь возмездия.

— Если экспертиза докажет, что этот парень вменяем, он получит «вышку», — спокойно ответил Волин. — Думаешь, этого мало? Или ты смертную казнь вообще не воспринимаешь как возмездие?

— В данном конкретном случае — нет, — продолжал гнуть свою линию оперативник. — То, что вы предложили, — не возмездие, а произвол.

— Тяжело с тобой, парень. «Твоя беда, Лева, в том, что ты не можешь привыкнуть к смерти, — подумал Волин. — Такие, как ты, не удерживаются на нашей работе. Либо попадают к психиатру, либо увольняются».