Как бы то ни было, если он сейчас, на ночь глядя, явится в полицейский участок и начнет, путая испанские слова и запинаясь, рассказывать всю эту невероятную историю, в лучшем случае сердобольные полицейские вызовут врача, решив, что непривычный турист малость свихнулся от чистого горного воздуха и обилия впечатлений. Нужно твердо увериться, что все, случившееся с ним за последние сутки, – не вымысел и не бред, или хотя бы удостовериться, что Мария точно пропала. А сделать это можно будет только утром.

Старыгин сообразил, что ему потребуется в Ронде какое-то пристанище, а в гостинице его внешний вид может привлечь слишком большое внимание. Он откашлялся и спросил водителя:

– Не подскажете ли вы мне какой-нибудь приличный семейный пансион?

Крестьянин оживился, повернулся к пассажиру и проговорил:

– Я знаю очень, очень хороший пансион! Аккуратно, чисто, в красивом месте…

– Простите, – всполошился Старыгин. – Вы не смотрите на дорогу, а здесь очень опасный участок…

– О, не волнуйтесь, сеньор, – водитель бросил вперед рассеянный взгляд и снова повернулся к Старыгину. – Я езжу по этой дороге сорок лет и знаю ее, как собственный карман! Здесь совершенно безопасно. А этот пансион… его содержит моя родная сестра, так что я могу рекомендовать его с чистой совестью. И я довезу сеньора до самых дверей, так что вам не придется ничего искать.

Грузовичок, бодро фырча мотором, преодолел последний участок горной дороги, выехал на плато и через полчаса уже колесил по узким улочкам в мавританской части города. Миновав богато украшенное лепным орнаментом средневековое здание, он свернул в тихий переулок и остановился перед темной высокой дверью в белоснежной стене двухэтажного домика.

Дверь была по мавританской традиции украшена узором из медных гвоздиков, сбоку висел тяжелый кованый молоток.

Водитель грузовичка заглушил мотор, подошел к двери и ударил в нее молотком. Раздался гулкий звук, и почти тут же дверь открылась, на пороге появилась миниатюрная пожилая испанка в традиционной черной одежде.

– О, Пако! – она обняла водителя. – Ты приехал! Как всегда, ненадолго? Как Лусия? Как дети?

– Спасибо, хорошо, – водитель отступил на шаг и показал на Старыгина: – Вот, я привез тебе постояльца.

– Я рада гостю, – старушка улыбнулась и сделала приглашающий жест. Брат простился с нею на пороге, сказав, что заедет завтра, когда завершит свои дела на рынке.

Беленая стена, которую Старыгин в сумерках принял за стену дома, оказалась высоким каменным забором. Шагнув за дверь, он оказался в небольшом крытом дворике, уставленном горшками с цветами. Здесь было полутемно и влажно, тихо журчал фонтанчик, вода стекала по каменным плитам в крошечный бассейн.

– Сюда, сеньор! – Хозяйка погасила фонарь у входа, и теперь освещалась только дорожка между цветущими апельсиновыми деревьями в кадках. Старыгин вдохнул упоительный аромат и вошел в дом. Внизу помещалась кухня и одновременно – столовая, судя по длинному обеденному столу, покрытому белой крахмальной скатертью. В комнате был еще старинный буфет с посудой, а на самом почетном месте висел портрет представительного усатого мужчины в военной форме. Хозяйка перехватила его взгляд и сказала, что это ее покойный муж, капрал Альфредо Гонсалес, а ее зовут Мария.

При звуке этого имени Дмитрий Алексеевич почувствовал болезненный укол в сердце. Что-то сейчас с той Марией, девушкой с золотыми глазами?

– Вы устали, сеньор, – тут же заметила проницательная хозяйка, – идемте наверх, я покажу вам вашу комнату.

Старыгин грустным прощальным взглядом окинул столовую: он безумно хотел есть, а, судя по идеальной чистоте и порядку, ужин в этом доме давно закончился.

По скрипучей лестнице они поднялись наверх, где имелось несколько спален. Комнатка, отведенная Дмитрию, была маленькая, с простыми белеными стенами и высоким потолком. В комнате помещались только широкая кровать с резной деревянной спинкой и комод, покрытый красивой салфеткой, вышитой, надо полагать, самой хозяйкой. К комнате примыкала вполне современная ванная.

Когда хозяйка вышла, Старыгин оглядел комнату, выдвинул ящики комода, выстеленные изнутри белой бумагой, откинул матрац на кровати и покачал головой – все не то. Он встал на четвереньки и заглянул под кровать. Там было так же чисто, как и в других местах комнаты.

Раздался стук в дверь, и он едва успел вылезти из-под кровати, набив, впрочем, основательную шишку на затылке.

Хозяйка принесла поднос с едой, извиняясь, что уже поздно и приготовить что-то вкусное она не успеет. На большой тарелке лежал внушительный кусок рыбы, политый соусом, и маринованные овощи. Хозяйка налила ему вина в высокий бокал и ушла, пожелав приятного аппетита и спокойной ночи.

Рыба была превосходна, соус просто изумителен, а вино – вообще выше всяческих похвал, хотя, возможно, Дмитрий Алексеевич просто был очень голоден.

После еды в голове прояснилось, Старыгин поглядел на потолок, и его осенило. Он осторожно передвинул комод, затем встал на него, подогнув вышитую салфетку, и засунул бесценную книгу в узкую щель за балкой потолка.

Кровать была удобна, свежие простыни пахли лавандой, и Старыгин тут же уснул, несмотря на беспокойные мысли.

Ему снился бессвязный, тяжкий, мучительный сон. В этом сне, как в чудовищном калейдоскопе, перемешались вчерашние впечатления. Он то бежал по темным подземным катакомбам, то оказывался запертым в тесной и душной тюремной камере, потом вдруг перенесся в горы и карабкался по узким крутым тропинкам. Все это время за ним кто-то гнался. Несколько раз ему удавалось разглядеть своего преследователя – это был приземистый пожилой человек с невыразительным восточным лицом, упорный и неотвратимый, как сама смерть. Старыгин в своем сне точно знал, что, если этот человек нагонит его, случится что-то страшное, непоправимое…

Преследователь почти нагнал Старыгина. Лицо его ужасно изменилось – теперь это было не человеческое лицо, а страшная звериная морда с оскаленной пастью, из которой капала желтоватая слюна.

Старыгин спрятался от монстра в убогой горной хижине, закрыл за собой дверь, заложил ее засовом. Монстр подбежал к хижине и принялся колотить в дверь кулаками…

Старыгин проснулся от стука в дверь.

Он лежал поперек кровати, на сбившихся, скомканных, влажных от пота простынях. Голова болела, во рту пересохло, и в дверь комнаты действительно стучали.

– Сеньор! Проснитесь, сеньор! – раздался за дверью озабоченный голос хозяйки.

– Что такое? – проговорил Старыгин и сам не узнал своего голоса. – Который час?

– Десятый! – отозвалась хозяйка. – К вам пришли, сеньор! Вас спрашивает человек из полиции!

– Одну минуту! – Старыгин поднялся, поспешно оделся. Голова у него кружилась, как с похмелья, комната плавно плыла по кругу. Сердце колотилось, как бешеное. Он взял себя в руки, сделал несколько глубоких вдохов. Голова прояснилась, сердцебиение утихло, и Дмитрий Алексеевич открыл дверь.