– Да, о’кей, это наш гражданский долг! Мы должны отвести его в полицию, у нас в Штатах это называется гражданский арест…

И тут же вся толпа американцев, подхватив Старыгина и пойманного вора, ринулась в полицейский участок, как прибойная волна устремляется на берег, подхватив по дороге щепки, раковины, дохлых моллюсков и прочий морской мусор.

Дежурный в полицейском участке, надо думать, повидал всякого, однако и он был несколько ошарашен, когда полтора десятка крикливых американцев ввалились в помещение и начали горячо и бурно вводить его в курс дела. Смуглый воришка несколько увял, оказавшись так близко от служителей закона.

Американцы галдели все разом, и в этом шуме потонул голос дежурного, пытавшегося призвать всех к порядку. Обокраденный янки очень горячился и в доказательство выложил на стойку пухлый бумажник, при виде которого в глазах смуглого воришки зажглись мечтательные огоньки. Старыгин собирался уже незаметно выбраться из толпы, но в это время послышался треск мотоцикла, и в дверь проскользнул худенький парнишка в шлеме и кожаных штанах.

– Пакет из лаборатории! – крикнул он, бросая на стойку конверт из плотной желтой бумаги.

– Это по поводу того обгорелого трупа в ущелье? – оживился дежурный, но мальчишки уже и след простыл.

– Кармен, отнеси это Риваресу! – бросил дежурный проходившей мимо девице.

Та полностью оправдывала свое имя – то есть была черноволоса, черноглаза, полногруда и с тонкой талией, а вместо цветка имела в волосах красную заколку в виде бабочки. От литературной своей тезки ее отличало только полнейшее равнодушие во взгляде ко всем без исключения окружающим предметам, людям и явлениям природы, а Кармен, описанная Мериме, насколько помнил Старыгин, была девица не промах, меняла мужчин как перчатки да еще умудрялась стравливать их друг с другом.

Он чуть отступил назад, чтобы видеть, куда направилась колоритная девица, и даже слегка прищелкнул языком, на испанский манер выражая свое восхищение. Кармен продефилировала по коридору и вошла в самую последнюю дверь слева.

Старыгин выждал еще немного и выбрался из толпы. Сделав независимое выражение лица, он прошел через холл по коридору и столкнулся с человеком, выходившим из той самой двери, куда девица отнесла конверт. Человек, не глядя, буркнул извинение и устремился к выходу, Старыгин же с замиранием сердца приоткрыл дверь нужной комнаты и увидел, что там никого нет. И на столе лежал вскрытый конверт из плотной желтой бумаги.

Одним прыжком Старыгин очутился возле стола и схватил конверт. Где-то в глубине души возникло чувство стыда – он, уважаемый человек, честный и законопослушный гражданин, позволил себе рыться в чужих документах, да еще и информация эта небось предназначалась только для служебного пользования… Но он тут же забыл обо всем, прочитав первые же строчки официального заключения. Кстати, выяснилось, что письменным испанским он владеет гораздо лучше, чем устным.

Эксперт сравнивал зубные карты и дал совершенно точный ответ, что зубы найденного в машине обгорелого трупа не совпадают с зубной картой владелицы машины сеньориты Марии Сальседо.

Старыгин ощутил, как в сердце его словно развязали тугой узел. С тех пор, как фальшивый инспектор Вальехо сообщил ему, что в машине Марии найдено обгорелое тело, ему в грудь как будто воткнули кол – так проявился страх за жизнь девушки. Хоть он и не верил, что Мария могла упасть в пропасть вместе с машиной, все же чертов фальшивый инспектор сумел заронить в его душу некоторые сомнения. Теперь кол вытащили, и Старыгин на несколько мгновений почувствовал себя слабым, как кукла-марионетка без сильных рук кукловода. Он оперся на стол и перевел дыхание. Сердце забилось ровнее, и он снова обратился к бумагам.

Далее в заключении говорилось, что женщину, найденную в машине, опознать не удалось. Никаких документов при ней не обнаружено, как она попала в машину – неизвестно. Из одежды сохранилось очень мало. Судя по состоянию зубов и еще некоторым признакам, женщине никак не меньше сорока лет. Зубы неплохие, но видно, что дама никогда не посещала стоматолога, так что зубной карты ее не найти во всей Ронде. Из особых примет можно выделить лишь татуировку на левом запястье – крест, обвитый оливковой ветвью.

Рука Старыгина дрогнула, на пол высыпалось несколько фотографий. Он поднял одну и с содроганием увидел на ней часть обгорелой женской руки и татуировку – крест и оливковая ветвь вокруг. И тут же в голове его всплыло отчетливое воспоминание – темное небо, усыпанное звездами, звуки чудной мелодии, выводимой низкими страстными голосами, густой терпкий запах цветущих деревьев – и цыганка, глядевшая на него с непритворным страхом. У нее на руке была такая татуировка, теперь Старыгин вспомнил точно.

За дверью послышались шаги, он еле успел собрать фотографии и бросить конверт на стол. В кабинет вошел тот самый мужчина, с которым Старыгин столкнулся в коридоре.

– Что вы тут делаете? – сухо осведомился он, не утруждая себя приветствием.

Старыгин сделал самое невинное выражение лица и забормотал по-английски, что он потерял свою группу. Его соотечественники привели в участок воришку, это безобразие, что воры делают свое черное дело едва ли не на виду у полицейских!

Из его горячей речи инспектор понял только, что от ненормального американца следует как можно скорее избавиться. Он подвел его к двери и на ломаном английском велел обратиться в соседний кабинет – там разберутся.

Старыгин вышел в коридор и огляделся. Из-за приоткрытой соседней двери доносились возбужденные голоса – американские туристы требовали соблюдения своих гражданских прав, а испанский полицейский безуспешно пытался от них отделаться.

Под потолком медленно кружились лопасти вентилятора, явно неспособного разогнать затхлую духоту и провинциальную скуку полицейского участка.

В конце коридора была еще одна неплотно закрытая дверь. Из-за нее доносились уличные шумы – голоса прохожих, звуки проезжающих автомобилей. Старыгин направился к этой двери, толкнул ее. Он оказался в переулке позади здания полиции. Возле входа дремал, надвинув фуражку на глаза, толстый немолодой полицейский. Форменная рубашка не сходилась на его внушительном животе, медленно колыхавшемся в ритме дыхания.

Старыгин проскользнул мимо этого бдительного стража порядка, прошел несколько шагов и завернул за угол.

Он оказался на автомобильной стоянке. На другой стороне улицы виднелось маленькое кафе, три столика стояли на тротуаре под красными зонтиками с рекламой кока-колы.

За столиками не было ни одного посетителя, и вообще, площадь была совершенно безлюдной, словно город внезапно вымер. Только ветерок негромко шелестел в пыльных шевелюрах кипарисов.

Дмитрий Алексеевич почувствовал сильнейшую жажду и решил, что вполне может несколько минут посидеть в кафе и обдумать свалившуюся на него информацию.

Однако не успел он сделать и двух шагов, как в его спину уткнулась холодная сталь и знакомый голос проговорил: