Через мгновение раздался звон стекла, один прожектор погас. А еще через несколько секунд перестал светить и второй.

– Надо было раньше, но и так молодец, – похвалил Бронислав Кривошапкина и уже в кромешной темноте пополз по снегу.

Четверка беглецов должна была встретиться в условленном месте – на повороте дороги, ведущей к гавани. Первым туда вышел Капитонов. Он покинул барак, маскируясь белым халатом, ползком подобрался к вышке, поджег самодельный бикфордов шнур и как можно дальше отполз от места взрыва. Как только вышка упала, он бросился в проем. Никанор хорошо разбирался во взрывном деле, он точно рассчитал, куда и как рухнет вышка. И направил падение точно на галерею замка, где находилась камера Стайнкукера. Любоваться произведенными разрушениями у него не было времени, он выбрался на дорогу и, не оглядываясь, побежал к месту встречи. Бежал Никанор легко и свободно, только мешок с провизией и нужными вещами неприятно колотил по спине.

Вторым к повороту на гавань пришел Шпильковский. От пробежки военфельдшер запыхался, тяжело переставлял ноги.

– Альберт Валерьянович, отдышитесь пока, – с обочины навстречу ему шагнул Капитонов. – Остальных еще нет.

– Будем ждать, – вздохнул Шпильковский.

Он очень устал – тоже нес припасы. И, к слову, ему досталась довольно внушительная ноша, ведь он сам не был задействован в непосредственном проведении операции.

Следующим прибежал Бронислав. Он мчался, как на крыльях, он уже чувствовал ветер с моря, всей грудью вдыхал ветер свободы.

А вот Кривошапкин все никак не появлялся.

– Данила успел вырубить прожектора, что дало возможность мне улизнуть, – сообщил краснофлотец, – но это означает, что он сам остался на территории. Непонятно почему, он замешкался.

Время ожидания тянулось невообразимо долго. Две-три минуты представлялись им вечностью. Данилы все не было.

– Скоро здесь будут солдаты, нужно уходить, – нервничал Бронислав.

– Может, вы с Никанором идите, а я еще немножко подожду, – предложил Шпильковский, – а вы идите на корабль, готовьтесь к отплытию.

– Не на корабль, а на судно, – буркнул красный капитан.

– Хватит поучать. А ты знаешь, что такое у врачей судно? На судне я не поплыву, извините.

– Что ты, Валерьянович, такое говоришь, – перебил его Капитонов, – ты и так сюда еле доплелся. Как же ты собираешься после бежать? Если оставаться, то только мне.

– Отставить разговоры, – не выдержал Бронислав, – уходим все вместе. Нам неизвестно, что с ним случилось. А Данила дорогу знает. Если до того, как я возьмусь за швартовый, он не появится, идем в море без него. Другого выхода нет.

Все втроем они внимательно посмотрели вдаль, где виднелись зарево от взорванной сторожевой вышки, и в небо поднимались клубы черного дыма.

– Все, вперед, – скомандовал красный капитан.

Данилы так и не было.

Минут через двадцать перед беглецами показалась бухта. Возле причала, покачиваясь, стоял только один сейнер с зеленой полосой на ватерлинии.

«Попугай» так «Попугай», – подумал Бронислав, – слава богу, что хоть он остался у причала».

Вернидуб, Капитонов и Шпильковский забежали на борт судна. Красный капитан первым делом бросился к рубке. Нужно было запустить и прогреть машину. Альберт Валерьянович и Никанор спустились в каюту. И остолбенели… На койке в розовом с кружевами постельном белье они увидели двух «сирен». Но, может быть, для сирен они были довольно объемные – две «рубенсовские женщины», а на самом деле две пухлые, розовощекие и полностью обнаженные рыбачки в обнимку спали сладким сном. Пуховая красно-белая полосатая перина окутывала их.

– Ого, – тихо вырвалось у Капитонова, – вот она, буржуазная извращенность.

Ему в глаза бросились два темных треугольника, от которых он не мог оторвать взгляд. А Шпильковский не мог оторвать взгляд от счастливого, в неге, лица. Одна из спящих «нереид» была Ульрика.

– Будим? – в растерянности спросил Никанор.

– Мы вынуждены, – с неким сожалением в голосе сказал Альберт Валерьянович.

Он тоже, как и Капитонов, впрочем, как и любой мужчина, любовался этой идиллической картиной.

– Фрау, прошу вас… Проснитесь, пожалуйста, – сказал по-немецки Шпильковский. Все-таки немецкий язык ближе к шведскому, чем русский.

Женщины его не услышали. Тогда Альберт Валерьянович прокашлялся и уже громче повторил:

– Фрауэне, ауавахенб биттэ!

Рыбачки открыли глаза, в которых сразу же возник ужас. Женщины попытались укрыться одеялом. Но напрасно – одеяло в кружевном розовом пододеяльнике лежало на полу. Ульрика узнала военфельдшера и тут же руками закрылась, зарделась. Никанор потупил взор и отступил к выходу из каюты.

– Вас, уважаемые фрау, – по-немецки обратился к рыбачкам Альберт Валерьянович, – я попрошу быстро одеться и оставить этот корабль. Он конфискуется в пользу Советского Союза.

Женщины поняли только одно: что их не тронут и просят удалиться с борта. Они быстро, как в армии, оделись. Капитонов и Альберт Валерьянович уважительно отвернулись, дали им привести себя в порядок. Через несколько минут, уже укутанные в тулупы, с испуганными выражениями на лицах, рыбачки стояли перед Никанором и Альбертом Валерьяновичем.

В это время заревела машина, наконец-то Бронислав разобрался, как ее запустить.

– Прошу вас сойти на берег, – безапелляционно проговорил дамам Альберт Валерьянович.

Ульрика подняла воротник тулупчика, еще раз бросила стыдливый взгляд на военфельдшера, и две рыбачки, несмотря на свою плотность, «упорхнули» на палубу, а там застучали сапожками по трапу.

Сейнер «Попугай» мелко дрожал, тарахтя двигателем. По показаниям приборов, топлива было чуть меньше половины объема баков, так что выйти в открытое море хватило бы. Конечно, если не петлять и не кружить между островами.

Бронислав выглянул из рубки:

– Что у вас там в каюте было?

– Попросили удалиться пассажиров, – сказал Альберт Валерьянович.

– Пассажирок, – улыбнулся Капитонов.

– Две рыбачки решили на сейнере переночевать, – объяснил Шпильковский, – вдали ото всех.

– Здесь? Зимою? – удивился Бронислав.

– У них были на то свои причины, – хихикнул Капитонов.

– Ладно, нам пора… Скорей всего, Данила попался.

Каждый от себя гнал мысль, что его могли застрелить при попытке к побегу. Бронислав спрыгнул на причал, снял петлю швартового каната со швартовой тумбы, забросил канат на сейнер, сам зашел на него, нагнулся, чтобы затянуть трап, который выглядел как обыкновенные сходни с перилами. И вдруг он услышал вдали: