– О-ооой!

Красный капитан прислушался. Теперь он разобрал слова, кричали по-русски:

– Сто-ой! Погоди!..

Бронислав узнал голос Кривошапкина.

– Быстрее! – радостно крикнул ему в ответ Бронислав.

Вскоре показался и сам Данила.

– Запрыгнуть сможешь? – спросил краснофлотец.

– Нет, я выдохся.

– Ладно, – Брониславу удалось поставить сходни назад.

Данила забежал на судно.

Теперь краснофлотец со спокойной душой затянул сходни на борт, пошел в рубку…

Сейнер качнуло, и он оторвался от причала. Бронислав не стал включать сигнальные фонари. На белом фоне прибрежного льда отчетливо темнел проход, сделанный ледоколом по фарватеру бухты. Бронислав уверенно повел судно.

– Не ранен? Жив, здоров? – Альберт Валерьянович внимательно посмотрел на Данилу.

– Жив и здоров, – с задором ответил тот.

– А чего так долго? – спросил у него Никанор.

– У пролома и обвала колючей проволоки выставили часового. Пришлось его уложить.

– Ты его убил? – полюбопытствовал Капитонов.

– Да нет. Вырубил только.

– Самбо?

– Нет… Разобрался тем же способом, что и с прожекторами. Рогатка, жгут, гайка. Прямо в голову. Он упал, хрен его знает, может, окочурился, но вряд ли. Я не проверял. Он упал, а я ходу. Везде суматоха. Вышка горит. Из барака тоже дым валит, а эти сволочи дверь подперли, чтобы наших не выпустить. Хорошо, что окна повыбивали прикладами, чтобы люди не задохнулись.

– Барак загорелся? – встревожился Альберт Валерьянович.

– Да вроде справились с огнем. Только дыма много.

– Вот сволочи, душегубку устроили, – со злостью проговорил Капитонов.

– Это все староста, – наконец сказал Бронислав. – «Буржуйку» перевернул.

– А что с ним? – одновременно спросили Альберт Валерьянович и Никанор.

– Что, что, – грозно произнес красный капитан, – смерть предателям. Я привел наш приговор в исполнение.

– Как? – встрепенулся Кривошапкин.

– Заточкой в сердце. Трепыхнулся, как рыба, и все – теперь будет чертям байки травить. Может, сделают его старостой ада?

– Когда же ты успел? – засомневался Капитонов.

– Я не мог этот сучий потрох оставить в живых. Я уйду, а он будет наших лупить, – кипятился Бронислав. – Вот и пришлось потратить на него несколько драгоценных минут.

– Нормально, – протянул Кривошапкин, – теперь даже как-то от сердца отлегло.

– Да еще Митроху подстрелили, – чуть менее грозным голосом сказал краснофлотец. – Этот дурак за мной увязался. Хотел тоже с нами дать деру. А у него же халата не было. Его часовой на башне засек. И не промахнулся.

– Он, конечно, мозгами двинутый, – проговорил Капитонов, – но отчего-то мне его жалко.

– Жалко у пчелки, – сказал Бронислав. – У кого мозги набекрень, живет недолго.

– А я ему чуть ребра не сломал, – с грустью в голосе сказал Данила.

– Хватит канючить. Глаз уже не болит? На войне, брат, как на войне.

– Подлая война, – наконец в разговор вмешался Шпильковский.

– И не говори, Альберт Валерьянович… Подлющая, – согласился Капитонов.

– А нам говорили, что она справедливая. За пролетариат воюем, – сказал красный капитан; было непонятно, говорит он серьезно или скептически.

Внезапно со стороны берега раздались выстрелы. Стреляли в сейнер, который с причала уже казался светлым облаком, плывущим над морем.

– Поздно, ребятки, мы уже ушли, – радостно потер руки Бронислав.

Силуэт острова уменьшался, и впереди по курсу вырастал соседний скалистый островок.

– Пригнитесь, – сказал товарищам красный капитан, – пуля – дура, а шальная пуля – бешеная дура – может и сюда долететь.

– А ты? – воскликнул Данилов, видя, как Бронислав спокойно стоит у штурвала, вглядывается в морскую даль и уверенно ведет судно.

– А я заговоренный. Одна знакомая цыганка заговорила. Умеют цыганки судьбой править. В глаза их чернющие глянешь, и капец, чувствуешь, что твоя судьба легла на другой галс.

– Как это? – поинтересовался Данила.

– Ну, типа, крутой поворот против ветра.

Вскоре выстрелов с берега почти не стало слышно.

– Все нам на руку, гавань, не гавань, пристань-то малая, быстрых катеров нет, на веслах не пойдут же, – вслух рассуждал краснофлотец. – И судно крепкое, новое. Вот только название черт-те что, не морское – «Попугай». «Альбатрос» – лучше, все-таки эта птица над волнами парит. Или хоть «Феникс» – всегда выживет.

– А чем тебе попугай не угодил? – сказал Альберт Валерьянович. – У старого пирата Флинта был попугай, который кричал «пиастры, пиастры».

Все засмеялись.

– У пирата, говоришь… – задумался краснофлотец… – Ну вот впереди остров. Куда идти, направо, налево? У тебя же, Альберт Валерьянович, карта в голове.

– А куда нам вообще плыть? – спросил военфельдшер.

– Не плыть, а идти, – поправил Данила.

Для него морское путешествие было романтикой, о которой он грезил с детства, и он принял правила игры, совершенно не думая об опасности, забыв о войне.

– К какому берегу ты нас, капитан, приведешь? – вмешался в разговор Никанор.

– Вот это и проблема… – протянул Бронислав.

– Да ты же говорил, что нет никакой проблемы, – серьезно проговорил Шпильковский. – От Аландских островов рукой подать до Швеции.

– Да, до Швеции мы бы, судя по показаниям указателя топлива, дотянули бы. Но дело здесь оборачивается неожиданным образом. Мы это судно вроде бы как захватили. Поэтому нас теперь в Швеции могут расценить не как беглецов-военнопленных, а как обыкновенных морских пиратов. И вот тогда мы попадем не в лагерь до окончания войны, а в настоящую тюрьму. После суда, с конкретным сроком. А какой он будет, только дьявол знает.

– Что-то в тюрьму мне совсем не хочется, – почесал макушку Капитонов.

– Вот то-то и оно, – продолжал Бронислав.

– И что же нам делать? – забеспокоился Данила.

– Остается только одно – идти в Эстонию. Там стоят наши войска. Если нас и возьмут эстонцы, то до нашего начальства это дойдет. А мы вернулись из плена сами – значит, не хотели сдаваться и при этом привели судно. А его можно под хороший тральщик переоборудовать. Вот за это нам и благодарность полагается.

– Дельно, – восхитился Кривошапкин.

– Только вот топлива не хватит. Можно лечь в дрейф, может, и на наш корабль нарвемся.