Рябко думал, что сказать, но в конец запутался и отвернулся, что-то бормоча.

— Так что насчет химика?

— Тот чувак в гидрокостюме нырял к лодке — согласился, подумав, Ильин. — Она ушла на дно и застряла на камнях, а потом упала, когда он потревожил ее, пытаясь забраться внутрь, и придавила его. Того ныряльщика из объединения Г…

— Соединения К.

— …Того немецкого ныряльщика интересовала именно лодка. А на лодке кроме этих ящиков с бутылками ничего и не было, по-моему. Значит, он погиб ради этих бутылок. Нам нужно узнать, что в них.

На том и порешили. Подойдя к побережью на малом ходу, Ильин начал маневрировать, чтобы пришвартоваться правым бортом к причалу. Рябко спрыгнул на пирс, затягивая швартовочные тросы на кнехте. Ольга сошла на дощатый настил, напоследок пообещав:

— Как только что-нибудь узнаю, сразу сообщу.

— Вот прям в нетерпении, — проворчал Рябко.

Бутыль у Ольги была в руках. Для верности она завернула емкость в старый свитер Ильина, которую тот нашел в рундуке. Помахав ручкой на прощанье, Ольга удалилась. Рябко дождался, когда силуэт девушки полностью исчезнет в темноте набережной, и повернулся к напарнику:

— Ты ей точно доверяешь?

— Почему бы и нет?

— Если забыть о том, что вы спите?

— Никак не можешь успокоиться, да?

— Она слишком много знает. Для того, кто вроде бы ничего знать не должен.

— Не все же такие тупые, как… — поймав подозрительный взгляд Рябко, который догадался, чем закончится выпад, Ильин подумал и сказал: — …Чайки.

— Чайки?

— Ну, птицы. Тупые, говорят.

— Ясно-понятно. Ладно, Санек, давай. Вернусь где-нибудь в час или два.

С изумлением Ильин вытаращился на Рябко, который с невозмутимым видом натянул футболку и устремился прочь с катера.

— И куда ты намылился? К Насте, угадал? Твою же мать, Денис…!

— Кто бы говорил, — огрызнулся Рябко и запищал тонким голосом, пародируя Ольгу: «Саш, помажь мне спинку. Саша, я вся горю».

Ильин вздохнул.

— Ладно, хрен с тобой. Ты собираешься с ее отцом пересекаться?

— Я что, на самоубийцу похож? У него бицуха толще моей ляжки.

Оставшись один на катере, Ильин занялся собственной безопасностью. Запер дверцу на бортике, забрал все ключи с поста за пультом управления, зарядил гарпун и спрятал его за дверцей в гальюн — та располагалась в полуметре от входа в каюту, и одного короткого движения было достаточно, чтобы вооружиться и дать отпор возможным непрошенным гостям.

Покончив с мерами предосторожности, Ильин успокоился, взгромоздился на матрац в каюте, включил настольную лампу и повернул ее к спальному месту, после чего взялся за планшет. Он решил поискать любую информацию, которая могла быть в рунете, про боевых пловцов третьего вермахта. А если повезет — и про таинственные ящики.

Снаружи раздался топот. Ильин почувствовал, как в нем закипает раздражение на несобранного Рябко, который наверняка забыл что-то и потому вернулся — а в итоге не дает нормально провести время ни себе, ни другим.

— Ну что еще? — зарычал Ильин, спрыгивая с матраца и шагая к дверце — Забыл надеть парадно-выходные красные труселя или…?

Он замер на полуслове, потому что, открыв дверцу, увидел два черных силуэта. По спине пробежал холод.

— А вы кто такие? — бросил Ильин, машинальная дергая рукой в сторону гальюна, где своего звездного часа ждал гарпун.

Но дотянуться не успел, потому что в ту же секунду острые иголки электродов со свистом прошили ночной воздух и неистовыми грызунами впились ему в щеку. По тонким проводкам, тянувшимся к электродам от выпустившего их прибора, с треском заскакало электричество, и мощный разряд тока сотряс Ильина.

Чувствуя, как его колотит в бешеных конвульсиях, грозясь вытрясти всю душу, Ильин отлетел назад. Врезался спиной в переборку. Спину пронзила адская боль… А потом сознание провалилось во тьму, и исчезло все.

Когда Ильин приходил в себя, ему почему-то вспомнились слова, с которых начинался ветхий завет. Про тьму. И про свет, который появился, а бог решил, что свет — это хорошо.

Сейчас свет резал глаза и причинял боль, и это было не очень хорошо. Разлепляя веки, Ильин пытался понять, что происходит и где он. Первым делом подумалось, что он на гальюне, сидит на унитазе, потому что ноющее тело подсказывало — он находится именно в этой позе. А потом в ушах раздался жесткий незнакомый голос, похожий на шипение змеи:

— Оклемался, утырок?

Все еще думая, что он на унитазе, Ильин испугался и вздрогнул, окончательно приходя в себя. И увидел, что реальность намного хуже. Лучше бы это был унитаз.

Ильин сидел в центре просторного деревянного сарая, с потолка которого свисала яркая, режущая глаза невыносимым белым светом, лампа. Спина ныла и гудела от деревянной спинки, врезавшейся в кожу и мышцы. Руки Ильина были связаны за спинкой стула тугим узлом, волокна веревки резали кожу до крови от малейшего телодвижения. Невольно Ильин простонал.

— Оклемался, мля, — согласился гул откуда-то слева.

Прямо перед Ильиным стоял здоровенный, под два метра, детина. Короткостриженый, светловолосый, с квадратной челюстью и глубоко посаженными холодными глазами. У него были пудовые кулаки. На правом виднелись татуировки — две одинаковые буквы «S» на костяшках указательного пальца и мизинца.

Слева стояли еще двое: небритый брюнет внушительной комплекции и жилистый парень лет 25 в черной майке.

— Че вылупился, мля? — дергая головой при каждом слове, агрессивно загудел парень.

Голос повиновался ему с трудом, на языке чувствовался соленый металлический привкус.

— Где я? — пробормотал Ильин.

Детина шагнул к Ильину, изучая, как малоприятный музейный экспонат.

— Где надо.

— Кто вы такие?

— Зови меня Иван Иваныч.

— А это, — Ильин слабо кивнул голвой, в которой при этом что-то зазвенело, в сторону парочки слева, — Петр Петрович и Василий Васильевич?

С жилистым парнем что-то явно было не так, потому что он снова зло и хищно задергался:

— Ты кого Васьком назвал, э, ты, мля?

— Заткнись, — успокоил его детина. Парень повиновался и затих, а детина вернулся к Ильину: — Ну? Вы их нашли?

— Кого — их?

— Ты знаешь, кого. Контейнеры.

Ильин соображал очень слабо.

— Контейнеры? Какие еще контейнеры? Мусорные?

Детина не пытался запугивать и угрожать перед тем, как начать бить. Он сразу же врезал кулаком Ильину в солнечное сплетение. Ильина передернуло от адской боли, а в глазах взорвалась тысяча свирепых солнечных зайчиков.