только те, кто смотрел, но и те, кто делал это… И с этими людьми она жила на одной станции. На той самой станции, что является для них для всех их общим единым домом…

– рассказ про споры по сне – трелло

Натали села за чертежи и решила, что, пока его нет, по крайней мере, можно провести время и с пользой, ещё и ускорив его. Так ждать будет куда проще… Конструкция получалась одновременно и очень простой и сложный. Разве что надо было как следует разобраться с ядерными отходами – ничего сложного в том, чтобы их отвозить подальше, важнее то, чтобы отделять их вовремя. Так и конструкция надёжнее, и безопаснее для тех, кто её использует.

Думалось, конечно, очень плохо. В голову лезли мысли и про самоубийства, и про исчезновение Моргана, и про предостережения Сиерры. В конце концов, если Чарли что-то сказал ей, то это не с проста. Изменения действительно должны были быть радикальными, и случай с Тейлором в столовой лишь подтверждал это… Рассуждая об это Натали принялась рисовать, что приходило в голову: флешку, обнимающиеся пары, смотрящие на небо окна в столовой… А что если те люди, что убивали себя сами, тоже доходили до этого, как она…

Вот так сидели одни в комнате, что-то делали с чертежами, а потом начинали вытворять с собой эти ужасы, да ещё с таким упорством и тщательностью… Сначала выверяли чертежи, а потом стали выверять порезы на себе… Тоже заостряя своё внимание лишь на точности исполнения, а не на разумности самих действий… Эти мысли несколько потревожили Натали и, отдёрнув руку с карандашом от листа бумаги, она, уже страшась, уставилась на него…

На половину листа был нарисован здоровенный в возбуждённом состоянии мужской член… Натали усмехнулась. Да, ночь и правда была прекрасной. И, главное, как быстро всё лечится, оказывается… Сколько мыслей разного рода. А получится, а нет. А что может быть ещё. А кому и что надо. А как быть, если где-то пошло не так. А можно ли исправить. А можно ли добавить, если будет мало… Все бесполезные вопросы, когда, наконец, находишь того, кто не заморачивается этими вопросами, а просто делает. До чего бывает чудесен ответ. Один единственный правильный ответ, который применён там, где надо… И этот ответ был Морган, ждать которого было невозможно.

Натали буквально сорвалась с места, даже не убрав свои зарисовки со стола, и направилась к выходу из лаборатории – уж где-то Морган должен быть и нет оснований медлить с его поисками.

Старейшина

Дышать было тяжело. Пейтон не помнил, когда последний раз было настолько тяжело вдыхать в себя воздух, а потом проводить этот воздух через свои лёгкие. Ему казалось, что каждый раз даётся настолько тяжело, что не будет сил даже этот воздух извергнуть обратно. Но каждый раз они находились, и единственное, что нарастало в нём постоянно, так это сомнения и тревоги по поводу этого.

Нет, всё же был один такой раз, когда дышалось настолько же тяжело. Пейтон вспомнил этот момент. Как-то он трахал Делейни сзади, когда она стояла на коленях и упиралась в него попой. Ему так понравился этот вид сзади и сверху на неё. Её волосы немного растрёпано лежали на спине, а узкая талия резко переходила в округлости бёдер и попы. Это очень возбуждало, и особенно возбуждало, как она покрикивала тогда почти от каждого его толчка в неё. Тогда ему казалось, что он взорвётся и опустошит всё, что в нём есть, прямо в неё… Но этого не выходило. Он двигался всё больше и чаще, всё сильнее и активнее, и всё сильнее и активнее ощущал своё возбуждение. Оно становилось всё больше и больше с каждый разом, а он понимал, что больше уже не может. Что дыхание его перехватывает, как будто кто-то накинул ему петлю на шею и начинает давить. И вместе с тем тогда начинало колоть у него сзади под лопаткой. Всё становилось настолько тяжёлым, что он остановился.

Тогда он остановился и не кончил. Просто вытащил свой член из неё и свалился рядом на кровать в активной одышке. Делейни стала спрашивать, всё ли с ним в порядке, может, он хочет как-то по-другому после того, как переведёт дух. Но он тогда хотел только одного – отдышаться. Отдышаться и прийти в себя, вспоминая как красиво и сексуально выглядела она в такой позе.

И в тот момент он стал себя жалеть. Теперь он вспоминал это очень хорошо. Потому что сейчас он тоже себя жалел. Себя и свою беспомощность перед этим. Как так получилось, что он не смог. Что он получал всё, что хотел, но у него не получилось кончить тогда, когда он того хотел… Старость… Ему не хотелось думать об этом слове. Нет никакой старости, когда рядом с тобой такая молодая и красивая девушка, которая тебя хочет, ласкает и любит. Которая кончает по несколько раз, кричит в наслаждении и приходит всё снова и снова. Не может быть никакой старости, когда это повторяется изо дня в день… Не может быть…Но было. Всё же это было на самом деле. И тогда он не смог, потому что задыхался, и теперь он лежал на больничной койке, потому что задыхался снова. Если не хуже…

За это вчера получила Делейни. За то, что он не мог кончить. Не мог выплеснуть своё семя в неё уж хоть как-то. И пришлось сделать это самому. Сделать самому то, что обычно делала она. Потому он сделал это так, как не могло хотеться ей. Но как должно было хотеться ему… Насилием. Ведь только насилие могло сделать его сильнее в те моменты, когда не хватало воздуха. Когда не хватало правильной работы организма, способного привести его в состояние оргазма. Именно тогда на помощь ему пришло насилие, которое работает совсем не так, как это делают женщины.

И сейчас Пейтон понимал это лучше, чем факт того, что он лежит на больничной койке после инфаркта… Ах, да-да. Инфаркт. Это уже не признак – это следствие старости. Хоть он и «микро» как сказал врач… Но такое уж «микро», когда просто так не можешь даже лежать спокойно. А уж если начнёшь двигаться… То никакого «микро» тут нет и в помине. Тут полная задница. Вот, как он это называл. Полная задница…

Ему часто приходилось острить насчёт выражений, и это выражение лишь напоминало ему о том,