— Если знатный, кто его знает? — в сомнении проговорил Дженкинс.

—Да бросьте вы! — воскликнул Джон, раздраженный до крайности. — Человек с титулом ничем не отличается от обычного человека, если честно, нередко он много хуже, потому что начинает думать, будто ему можно поступать как заблагорассудится, и такому следует показать, что он заблуждается.

Дженкинс онемел от возмущения.

—Да это анархия!

Казалось противоестественным то, что констебль принимает сторону не известного ему, титулованного сэра Стюарта, не обращая внимания на потерпевшего с огнестрельным ранением, которого видит сейчас перед собой. Но Джон, родившийся в семье графа, сталкивался с таким отношением слишком часто, чтобы удивляться. Даже Роберт, помнится, пришел в восторг от его знатного происхождения.

— Ну, как хотите, — ответил он, чувствуя себя слишком слабым, чтобы продолжать спор.

Было очевидно, что и Дженкинс не готов развивать эту тему. Недовольно сопя, он вернулся к своим записям.

—А как зовут женщину, которую он разыскивает? — спросил полицейский.

Джон колебался и держал паузу. Что-то ему подсказывало, что лучше не упоминать имени Сесилии, в том числе и каких-то подробностей, которые могли бы указать на нее. Неожиданно оба они вздрогнули, услышав в тишине комнаты резкое «ха!».

— Прошу прощения? — навострился полицейский, оборачиваясь.

—Ха! — повторила сиделка. — Как зовут, да? Кто ж знает, как ее зовут, когда сэр Стюарт — если он и в самом деле «сэр», в чем я лично сомневаюсь, — открывая рот, всякий раз называл разные имена? И некоторые из них порядочной женщине иметь не пристало. Возможно, дело тут не в одной какой-то женщине? Судя по всему, добродетелью они не отличались, если вообще ему не приснились. Да и сам он не производит впечатления порядочного мужчины.

Полицейский усердно записал слова сиделки, но вспомнив, что речь идет о знатном джентльмене, тут же зачеркнул написанное.

— Можете еще что-нибудь добавить? — спросил он.

— Нет, добавить тут нечего, — твердо ответила сиделка, недовольно сверкая глазами из-за стекол очков. — Мой пациент устал, разговор с вами не идет ему на пользу.

—Да, но...

— Всего доброго, констебль.

Пока он собирался с мыслями, суровая женщина открыла дверь, за которой топтался Фрэнк.

— Констебль нас покидает, — сообщила она.

Дженкинс сделал последнюю попытку.

— Мадам, но позвольте...

— Всего доброго!

В следующий момент — он и сам не понял, как это вышло — Дженкинс уже стоял за дверью, которая захлопнулась у него прямо перед носом.

Джон и Сесилия дождались, пока стихнут шаги в коридоре, и разразились смехом.

— Иди ко мне, — позвал Джон, протягивая руку, чтобы усадить Сесилию к себе на кровать. — И сними эти ужасные очки. И чепец.

— С удовольствием, — согласилась Сесилия, рывком снимая чепец и очки и вновь становясь похожей на саму себя.

— Ты была великолепна! — восхищенно воскликнул Джон. — Я почти поверил твоей мегере.

— Я и вправду рассердилась, когда увидела, как ты устал, — объяснила она. — Никому не позволю волновать тебя.

— Так теперь ты защищаешь меня?

— Если будет необходимо, то да! — отвечала она, гордо подняв голову.

Они смотрели друг на друга, слова были уже не нужны — оба чувствовали, что понимают друг друга без слов.

Раздался стук в дверь. Это Розанна принесла обед. Поднос был сплошь уставлен кастрюльками и тарелками. Джон поблагодарил ее, но есть ему не хотелось. И тогда за дело принялась Сесилия.

— Тебе необходимо есть, чтобы набраться сил. Сейчас я буду тебя кормить, как маленького.

— Слушаюсь, сестра, — смиренно ответил он.

— Сначала мы все разрежем на мелкие кусочки, чтобы легче было глотать. Ну-ка, открывай рот.

Джон послушно открывал рот, и при этом чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

Ощущение радости и покоя не покидало Джона, хотя еще совсем недавно он не смел на это и надеяться. Сесилия практически все время была рядом, и ему всегда было интересно с ней разговаривать. Он удивлялся тому, что пленившая его женщина еще и так умна. Он чуть не рассмеялся вслух, оценив парадоксальность таких мыслей, когда она, словно проникнув в его мысли, сказала:

— Мне нравится с тобой говорить, спорить. Девушке так непросто найти собеседника, чтобы поговорить о серьезных вещах. Большинство мужчин полагает, что женщины способны лишь нести чепуху. Если мы пытаемся обсуждать не безделушки, они обижаются, будто мы посягаем на какие-то их священные права.

— В таком случае, они настоящие глупцы, — задумчиво сказал Джон. — Нужно ценить женщину не только за ее красоту, но и задушевные качества.

— Некоторые ценят только за ее деньги, — заметила она с оттенком горечи в голосе.

— Ты встретишь настоящего мужчину — такого, который полюбит тебя потому, что ты — это ты, — с нежностью произнес он.

Некоторые время они молчали, словно мысленно продолжая диалог, потом Сесилия сказала:

— Ты прав... конечно, ты прав, любовь — это главное. Именно этого я ждала — настоящей любви.

— И она придет к тебе, — заверил ее Джон. — Ты встретишь ее там, где меньше всего ожидаешь.

Он прикусил язык, опасаясь слишком открыться. Чувство к Сесилии, растущее в нем, было очень деликатным и драгоценным, и ему не хотелось выставлять его напоказ раньше времени.

— Как хорошо, что ты так думаешь, — воскликнула она, глядя ему прямо в глаза. — Кто-то мог бы подумать, что мы тут наговорили друг другу кучу всякой чепухи, но я чувствую, все это не пустые слова, они, как на исповеди, идут от души.

— Так и есть, — уверил он ее.

— Только бы меня не преследовал этот отвратительный человек, — вздохнула Сесилия. — Какое счастье, хоть некоторое время, не видеть и не слышать его!

—Да уж, — пробормотал Джон, не сводя с нее глаз. — Счастье!

— Иногда я думаю, что если опять увижу сэра Стюарта, то просто отдам ему все свои деньги с условием, что он оставит меня в покое.

— Не вздумай сделать такую глупость! — строго сказал ей Джон. — Ты не должна так поступать ни в коем случае. Мало того, что он безнаказанно нарушает законы, так может еще и на этом выиграть!

Он говорил так, будто журил маленькую девочку, и Сесилия определенно это почувствовала.

— Ты говоришь как гувернантка, которая присматривала за мной в детстве, — сказала она, — но в твоих словах есть здравый смысл. Тогда скажи, как же мне поступить? Я не вижу иного выхода. Не вижу! Если только не...