Однажды утром, когда Николай направлялся в личный салон своей невесты, чтобы поздравить ее с наступлением нового дня, впереди него в комнату вошла миссис Орчард. В руках она несла деревянную шкатулку из розового дерева, отделанную золотыми полосками.

Заинтригованная этой вещицей в руках гувернантки, Аликс с нетерпением ожидала прихода ее дорогого жениха, чтобы он лично открыл эту шкатулку, на крышке которой золотыми буквами было выгравировано ее имя.

Николай уселся напротив нее, и они вместе стали разглядывать содержимое столь дорогого подарка.

— Дорогая, — стал объяснять Николай, — это драгоценности для Вас, они принесут Вам счастье. Эти драгоценности по случаю нашего обручения отныне, с сегодняшнего дня, принадлежат Вам. Насколько мне известно, ни у одной из цариц еше не было таких прекрасных украшений.

Вытаскивая их из ларца Аликс искренне восхищалась их красотой и изяществом, — какие дорогие украшения дарил ей Николай. Она растеряно смотрела на него, а зрачки ее бирюзовых глаз расширялись от удивления.

Все эти маленькие шедевры, сиявшие перед глазами молодых людей, создал придворный ювелир, француз, по имени Карл Фаберже, который жил в России.

Кольцо с розовым жемчугом, ожерелье из таких же камней, браслет в виде цепочки, украшенный большим изумрудом, брошка, усыпанная сапфирами и бриллиантами. С самого дна ларца Аликс извлекла самое великолепное, самое престижное украшение — длинное с перевязью колье из жемчугов, которое одно стоило двести пятьдесят тысяч рублей!

Весь английский двор умолял отца Яничева прийти, чтобы полюбоваться этим сокровищем, уникальным в мире собранием драгоценностей. Он подтвердил своей императорской ученице, что еще никогда в истории дома Романовых никому не преподносили таких дорогих украшений. А ювелир Фаберже, который снискал себе мировую известность после только этого одного заказа, тут же стал самым модным золотых дел мастером! Все княгини теперь хотели непременно посетить его лавку, этот настоящий храм золотых европейских украшений, который был расположен на Большой Морской, такой широкой и элегантной улице в Санкт-Петербурге, как и знаменитый Невский проспект!

Перед таким великолепным набором драгоценных сокровищ королева Виктория только молча, чуть улыбаясь, качала головой. Взяв Аликс за подбородок, она прошептала ей:

— Только не стоит тщеславиться, моя красавица!

Она, конечно, ни на секунду не сомневалась в характере Аликс, в е простоте, в ее глубокой любви к Николаю.

Аликс, конечно, была поражена, восхищена, таким нежным знаком внимания к ней, несравненной красотой этих драгоценных украшений, не виданных еще на Западе, но в этом подарке она не искала удовлетворения своей женской гордыни, как мог бы написать недобросовестный, злобный свидетель!

Для проявления ее большой любви к Николаю, достаточно было бы и скромного золотого колечка или простого букета цветов, если только при этом оба они оставались искренними.

Эти драгоценности вместе с ларцом еще несколько дней были выставлены на всеобщее обозрение, и на них скорее не с радостью, а с завистью поглядывали многочисленные принцессы и придворные дамы. Не обошлось» конечно, без злобных замечаний, язвительной критики даже со стороны членов английской королевской семьи, и в адрес Солнышка раздавались весьма недоброжелательные слова, — еще бы, эта девчонка вдруг стала владелицей самых дорогих, самых изысканных украшений во всей Европе!

* * *

Многие кузены и кузины, дяди и тети Аликс, оставшиеся в Германии, однако, не скрывали своего скептического отношения по поводу тех успехов, которые все предсказывали молодой немецкой принцессе в России. Среди них особой суровостью отличалась императрица Фредерика, эта, несомненно, одна из самых умных женщин Европы, и она совсем не разделяла в этом отношении мнения королевы Виктории. Она уверяла, что кому же, как не ей, лучше знать характер своей племянницы. Она обвиняла ее в узости мышления и в старомодных взглядах на политику!

Можно, правда, было бы спросить у этой самоуверенной государыни — откуда у нее столько информации? Аликс была с ней малознакома, а ее поездки в Германию отличались краткосрочностью.

— Вот увидите, она будет выражать совершенно другие идеи, абсолютно противоположные распространенному о ней мнении. Она — человек властный, поверьте мне. Она всегда будет действовать, принимая решение сама, и не уступит никому даже малой толики власти, которой, как она полагает, ее наделят. У моей племянницы слишком преувеличенное мнение о себе самой, о своем уме и своих достоинствах…

Нужно заметить, что императрица Фредерика была единственным человеком, которая проявляла столько враждебности по отношению к невесте, о которой говорили во всем мире.

Будущий ее народ видел над головой молодой принцессы сияющий нимб. Все в интеллектуальных кругах Санкт-Петербурга выражали к ней только свои симпатии. Те русские люди, которые в это время находились проездом в Лондоне, говорили послу, что они будут только рады, если их представят той, которая в один прекрасный день станет их государыней. Но эти же люди, добившись своего, тут же начинали жаловаться на холодность оказанного им приема, подчеркивали, что принцесса не сказала им ни одного ласкового слова.

Разумеется, робость Аликс не способствовала завоеванию ею требовательных светских дам, которые смотрели на нее скорее как на любопытное животное. Они сразу решили, что ей не хватает привычной любезности, и не без удовольствия злословили о ней.

В это время в русских кругах уже распространялись тревожные слухи об ухудшающемся состоянии здоровья Александра III. В Санкт-Петербурге, как и в Москве, наблюдалась заметная тенденция либерального толка. Всемогущий обер-прокурор Святейшего синода К. Победоносцев снискал ненависть всех интеллектуалов империи. Все повсюду говорили о свободе совести, об уважении прав всех граждан империи, а Победоносцев упрямо выступал против всех передовых идей и постоянно укреплял свою личную власть над царем, и это уже не могло не вызывать всеобщего осуждения.

Народы, населяющие нашу планету, во всех ее частях, остаются такими, какие они есть, и имперская традиция требовала от Аликс изменить свою веру, если она хотела выйти замуж за наследника престола. Сердце ее разрывалось, когда она приносила такую великую, на ее взгляд, жертву. Отцу Яничеву пришлось прибегнуть к своей обходительности, к дипломатической тонкости, чтобы она преодолела свои последние душевные терзания. Когда летом в Виндзоре стало известно, что невеста, наконец, уступила желанию своего претендента на ее руку и намерена поменять религию, она стала подвергаться резкой критике со стороны русского общества.

Все сторонники установленного Победоносцевым сурового политического режима в глубин души надеялись, что она на это не пойдет, и посему считали ее высшим существом. Ее согласие принять православие было повсюду встречено с живым разочарованием. В царском окружении об этом старались сильно не распространяться, но когда все стало ясно, то повсюду — в аристократических салонах, в высших учебных заведениях, в «элитарных» университетских кругах — вдруг начался откат назад: на самом ли деле молодая принцесса Гессенская является той сказочной птицей- феникс, которой ее представляли?