Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судьба некоторых офицеров офицерского батальона 2-го Корниловского Ударного полка. Командир офицерской роты капитан Громыковский — убит. Постоянный командир офицерского батальона полковник Иванов К. В., живет в Париже. Капитан Иванов В. П. был ранен, был курсовым офицером Корниловского военного училища, проживает в Нью-Йорке. Штабс-капитан Плохих, погиб в Крыму. Поручик Дудниченко, проживает в Париже. Капитан Панаскж, погиб в бою под Каховкой в 1920 году. Поручик Озерной, погиб в Северной Таврии в 1920 году, под Большим Токмаком. Неразорвавшийся снаряд попал ему прямо в грудь. Поручик Лобанов скончался в Париже и похоронен на кладбище под Парижем, в местечке Святой Женевьевы, на Галлиполийском участке. Капитан Старченко, был командиром 2-го батальона, после тяжелого ранения остался без ноги. Скончался в Нью-Йорке в 1963 году.
* * *При описании своих подвигов жертвенного служения России корниловцы мало отводили места для того, чтобы дать читателю представление о том, кто же, в каком количестве и с какой верой в правоту своего дела поднялись на борьбу с агентом Германии — Лениным с его диктатурой мирового пролетариата. Письмо поручика Бондаря Алексея Ефремовича частично это освещает. В то же время описание боеспособности 2-го Корниловского Ударного полка в лице его офицерского батальона поможет дать понять в дальнейшем и то, как и почему Корниловская Ударная дивизия{106} трехполкового состава не была уничтожена в боях под Орлом 42 полками красных, в числе коих были отборные дивизии латышей, эстонцев, червонного казачества, с большой прослойкой коммунистов, китайцев, венгров-спартаковцев, еврейских частей и т. п.
При чтении этого можно пожалеть только об одном: почему эта чисто русская сила не собралась своевременно на призыв генерала Корнилова, генерала Алексеева и других патриотов на борьбу с чуждой нам властью при содействии и на средства нашего тогда врага — Германии. Все мы знали, что для успеха боя необходимо быть в известное время и в известном месте сильней противника! Да, знать-то знали, но немногие решились, не щадя своей жизни, явиться на призыв наших вождей, а почти все остальные «выжидали событий» или же… «продали шпагу свою». Полковник Левитов.
* * *Нижеизложенное приводится по личным впечатлениям составителя записок. С выходом на Московскую дорогу и с притоком поступающего после Курска пополнения в полки незнакомого нам элемента резко повысилась дисциплина с переносом тяжести на особое внимание к населению. На этой почве во 2-м Корниловском Ударном полку произошел трагический случай: при прохождении цепью города Фатежа около капитана Пузанкова выходит на крыльцо дома некто в шинели без погон. На вопрос капитана Пузанкова: «Кто ты?» — незнакомец тоже грубо отвечает на «ты», именуя себя офицером. В пылу боевой обстановки капитан Пузанков ударил неизвестного револьвером. В этот момент из дома выбегает женщина, оказавшаяся женой неизвестного, и кричит: «Грабят!» Проезжающий мимо адъютант полка капитан Гок просит обоих мужчин в штаб полка. Итог этого — военно-полевой суд, который приговаривает капитана Пузанкова к расстрелу. Капитан Пузанков был первопоходником, что особо у нас ценилось. В этот день я прибыл в полк после выздоровления от ранения, полученного под городом Обоянью, и, к своему удивлению, нашел в полку ни разу не виданное мной у корниловцев явление: состояние бунта. Основная причина его — состав суда и исполнители его приговора были из числа нового пополнения, оказавшие необоснованное доверие к пострадавшему во время боевой операции. На наш взгляд, вышедший из дома в военной форме должен был взят нами в плен и с первого же момента должен был подчиняться или же быть готовым к принуждению с нашей стороны, отвечающему обстановке, что и сделал капитан Пузанков. Назначенный снова командиром своего 1-го батальона, я принял все меры, чтобы невинная жертва нашего первопоходника осталась в наших сердцах в целях сохранения молодого полка. Момент этот тяжело переживался и был забыт только под тяжестью нашего отступления из-под Орла. Это — одна сторона дела капитана Пузанкова, которую наблюдали участники занятия города Фатежа. Но в Париже, уже в 1965 году, я узнал от поручика Д., который, очевидно, мог наблюдать исполнение приговора суда, и дополнение к этому, которое шло за капитаном Пузанковым будто бы с Курска. Оно сводилось к тому, что якобы еще в Курске капитан Пузанков прямо на улице отобрал у какой-то дамы ценное ожерелье. Поверить этому трудно, так как его полк в город не входил и если бы это видели, то тут же и арестовали бы.
Перед расстрелом капитан Пузанков отказался от того, чтобы ему завязали глаза, и снял с себя сапоги со словами: «Они еще пригодятся Добровольческой армии», после чего спокойно подставил свою грудь под залп.
Мы тогда не могли понять причин для столь сурового приговора, потому что курский «грабеж» и сцена в боевой цепи в городе Фатеже были истолкованы с пристрастием. Оправданием для