— по несколько раз прослушиваю сообщения, хохочу как сумасшедшая, и убитая самооценка приподнимается чуть выше плинтуса.

Возможно, из нашей болтовни вырастет крепкая дружба на расстоянии, совсем как в ванильных подростковых романчиках, но надеяться на это все же глупо — не в моих правилах предаваться бесплотным мечтаниям и выдумывать то, чего в реальности не может быть.

Ночью, глядя в темный потолок и терзаясь от стонов внезапно приболевшего Бори, я вдруг осознала несколько совершенно неожиданных вещей.

Рассказ про двух сестер напомнил меня и Алину — с той лишь разницей, что Алина старшая и не ноет. Может, она вовсе не является слабой, но производит такое впечатление, и окружающие сами падают к ее ногам. Но так уж вышло, что будущее моей сестры туманно: никаких планов она не имеет, бороться не собирается, а отец ее ребенка оказался полным придурком. Мама говорит, что на меня вся надежда и часто плачет, пока никто не видит.

Однако утверждение Глеба, что «другой» — не значит «слабый», придало сил.

Итак, я больше не буду подражать всяким эгоистичным стервам, копируя их стиль.

Найду в себе сильные стороны и прокачаю их.

Перестану бурно реагировать на неудачи, тем самым отдавая все козыри в руки противника и, уж конечно, никогда не стану злобной и жестокой.

Все же парень-друг — очень полезное приобретение.

— Неля, хватит считать ворон! Завтрак остывает! — мама выдергивает меня из раздумий, подсовывает под нос тарелку с яичницей и, на ходу чмокнув сонного Бореньку в лоб, убегает в салон.

— Ты как? Настроена на разговор? — Алина занимает освободившийся стул, подпирает ладонью подбородок и, с готовностью выслушать, смотрит в глаза. Вечером ей не удалось выкурить меня из комнаты даже под предлогом горячей пиццы, но противостоять ее умоляющему взгляду сейчас нет никакой возможности.

— Как обратить эпичный провал в достижение? — уныло ковыряю вилкой желток, глотаю зеленый чай и обстоятельно рассказываю сестре подробности вчерашнего происшествия, умалчивая лишь про подножку Миланы и смех Артема — эти факты опорочат даже самую безупречную биографию.

— Боже мой, да сейчас культ задниц! — внимательно выслушав, огорошивает Алина и принимается с жаром убеждать: — Мои любимые блогерши с миллионными аудиториями используют любой шанс, чтобы как бы невзначай засветить пятую точку и подогреть к себе интерес! А твой зад неплох, тут я объективна. Просто забей и делай вид, что все хорошо!

— Вы сговорились?..

— С кем?

— Да так. Ни с кем, проехали. Спасибо. Жить стало определенно легче... — Морщусь, встаю и споласкиваю пустую чашку. Подмигиваю Бореньке и возвращаюсь к себе.

На душе тухло, но я бодрюсь: уговор с Глебом держит крепче наручников.

По всему выходит, что после падения я повела себя правильно: не накинулась на Милану с кулаками, не зарядила ей в нос и не наорала: оцепенение перед Артемом сослужило хорошую службу. Дождалась звонка, побросала в рюкзак учебники и молча ушла, не показав своей слабости.

Что ж, если я должна оставаться собой, то и церемонии больше ни к чему: натягиваю колготки-сеточки, собираю розовые патлы в конский хвост, небрежно подвожу глаза черным и удовлетворенно вздыхаю. В зеркале отражается хрестоматийный мрачный фрик в косухе, мешковатой школьной форме и тяжеленных ботинках.

Пересекаю просторный холл и, уставившись на стенд в конце коридора, медленно и уверенно вышагиваю к классу. Коленки подкашиваются, и от ужаса темнеет в глазах, но недостойные переживания тщательно скрыты от посторонних за маской расслабленного пофигизма.

Ученики из параллельного, из десятых, даже из восьмого сально улыбаются, шушукаются за спиной и, нисколько не шифруясь, указывают на меня пальцами: похоже, Милана как следует позаботилась об огласке, и я теперь в центре внимания. Черт бы побрал такое внимание!..

При моем появлении Бобров дурашливо хлопает ладонью по парте, свистит и изображает реакцию Багза Банни на мультяшную красотку в стиле пин-ап. Мучительно стыдно за него, но я подыгрываю: степенно киваю и, подмигнув, посылаю воздушный поцелуй. Возня и приглушенные голоса тонут в улюлюканье и воплях двух идиотов-недостендаперов. Милана шуршит упаковкой чего-то съестного, но, не вынеся творящегося безобразия, все же покидает царское место и подходит вплотную:

— О, ведьма! Поздравляю: твой зад произвел фурор! — Она раздувает ноздри, откусывает шоколадный батончик и выдает кривую, будто порожденную несварением желудка ухмылочку.

— Зад есть у всех. Но фурор производит только то, что действительно круто. Спасибо, что помогла раскрыть мои таланты!

Щелкаю жвачкой, отшвыриваю Орлову с дороги плечом, и вдруг вижу медовые глаза — серьезные, наполненные готовностью защитить. Клименко приподнимается со стула, но тут же плюхается обратно и сконфуженно взъерошивает макушку.

— Да, Кузя, зад у тебя тоже умопомрачительный! — передо мной вырастает воспылавший любовью Савкин, и я с легким налетом усталости отвечаю:

— Пятьдесят приседаний утром и сто — перед сном. И поменьше углеводов, иначе точно будет нечем похвастаться.

Милана перестает жевать шоколадку, посылает мне убийственный взгляд, возвращается на место и больше не подает писклявого противного голоса.

Как ни странно, все идет хорошо. И новая маска сидит на мне как влитая.

А по пути в столовую я убеждаюсь, что глумится и ржет лишь малая и не самая умная часть школьного сообщества, зато остальные поглядывают со сдержанным любопытством, явным интересом, а то и с завистью. Если вдуматься, так всегда и бывает: одна неудача способна затмить череду успехов, один разнос перекрывает сотню похвал. Капля дегтя портит бочку меда. Глеб и тут оказался прав: моя жизнь тяжела потому, что я замечаю в ней лишь негатив и не даю шанса на существование ничему хорошему.

С физики нас отпускают пораньше: в актовом зале планируется собрание для родителей первоклашек, и требуется посильная помощь учителей. Хватаю набитый учебниками рюкзак и, обдумывая новое для себя открытие, вразвалочку выдвигаюсь домой.

Голубые, чуть полинявшие небеса нависают над крышами, легкий ветер гладит по щекам, сизые голуби, смешно переваливаясь, семенят по асфальту и путаются под ногами. Порывшись в кармане, бросаю им горсть семечек, прищуриваюсь и улыбаюсь. Я в полном порядке и готова свернуть горы.

Позади раздаются шаги и шорох первых опавших листьев. Оглядываюсь и не верю собственным глазам: солнце загораживает Клименко, запыхавшийся от быстрого бега, но все равно идеальный настолько, что я теряю стройность мыслей.

— Нелли, подожди. Нам по пути. Мы хотели подружиться. Н-ну... помнишь?

— А сам-то ты помнишь? — Я снова огрызаюсь на едва знакомого человека, но тут же сбавляю обороты: — Как ты уже, наверное, догадался,