Несколько раз я буквально силой удерживал себя на месте, чтобы не усадить ее на кухонный стол, не задрать футболку и не взять ее еще раз. Малышке нужен отдых. Но мне было хорошо просто сидеть и слушать ее голос. Я жалел о каждой минуте своей черной жизни. Ведь могло быть все иначе. Я же мог жить нормальной жизнью и встречаться с такой, как она. Просто наслаждаться каждым днем, дарить счастье этой маленькой девочке. Но… вся моя жизнь давно не зависит от меня. Моя судьба давно предрешена. Где-то там уже написана дата моей смерти, которая приближается с каждой минутой. Наверное, поэтому я и позволил себе взять эту девочку, чтобы знать, что все это было не зря. Что в моей жизни был вот этот светлый и счастливый момент. И хочется кричать. Что не отдам ее никому. Не отпущу! Моя она! Только моя! И тут же проклинал себя за эти мысли.

Весь оставшийся день я не мог от нее оторваться, просто ласкал и целовал, заставляя ее говорить. Рассказывать все что угодно только, чтобы слушать ее и понимать, чем живет моя Златовласка.

А ночью вновь любил ее, но уже по-взрослому. Вырывая из нее стоны и мольбы, позволяя ласкать себя и наслаждаться ее нежными прикосновениями. И сходил с ума, потому что все было по-настоящему, потому что ее никто до меня не трогал. Я первый. И, несмотря на то, что девочка знает, какое я чудовище, она все равно отдается мне и наслаждается каждым моим прикосновением. Я думал, что давно душевно мертв, а в эти наши мгновения мне казалось, что я действительно живой.

Она уснула без сил, крепко обнимая меня, а я так и не смог сомкнуть глаз. Боль медленно разливалась по всему телу от каждого громкого стука ее сердца.

Всю ночь я вдыхал ее чистый запах, гладил ее тело кончиками пальцев, трогал ее золотистые волосы и смотрел на часы, отсчитывая секунды, мечтая остановить время. Утром я должен ее отпустить. Просто вышвырнуть из своей черной жизни, потому что ей нет в ней места. Не может ангел жить в аду.

Сочинял речь, подбирал слова, готовился. А потом вдруг понял, что не нужны никакие речи, надо просто отпустить. Оторвать ее от себя и не сметь жертвовать ее жизнью ради собственного счастья.

Я закрыл глаза, еще раз вдохнул ее аромат полевых цветов, ощутил под пальцами нежную кожу, прикоснулся губами к ее обнаженному плечу, попробовав ее медовую кожу на вкус, и аккуратно переложил на кровать. Пусть поспит еще немного в моей кровати, наберется сил перед тем, как я сделаю нам больно. И если ей, возможно, будет просто больно, но это со временем пройдет, то себя я просто убью, уничтожу и растопчу.

Ярослав

Каждый день перед нами стоит выбор: какой кофе мы хотим выпить или какую одежду сегодня надеть. Именно он определяет нашу судьбу. Но не каждый знает, что его выбор уже давно предначертан. Меня же не спрашивали, чего я хочу, а чего нет. Я просто должен отпустить ЕЕ. Оторвать от себя, а потом истекать кровью, потому что она уже стала частью меня. Но я должен научиться жить без нее, подыхая от фантомных болей.

Она поворачивается, водит рукой по кровати, хмурится, не ощущая меня, открывает сонные глазки, щурится от яркого солнечного света и нежно мне улыбается. Пытаюсь улыбнуться ей в ответ, но улыбка выходит натянутой. Осматриваю ее растрепанные солнечные волосы, нежные плечи, белоснежную кожу и понимаю, что не смогу все это забыть. Сколько бы вариантов я не просчитал, сколько бы выходов не искал, нам все равно придется расстаться. И лучше сделать это сейчас. Каждая наша минута, проведенная вместе, несет огромную опасность для Златы.

— Доброе утро, — с той же милой улыбкой произносит она, садится на кровати, натягивает на себя одеяло, скрывая от меня свое нежное тело. Еще недавно я мечтал увидеть, как Злата улыбается, а сейчас должен стереть счастье и безмятежность с ее лица. Наверное, мой взгляд и напряжение выдают себя, потому что Златовласка хмурится и смотрит на меня обеспокоенным взглядом.

— Доброе утро. Я сварил нам кофе. Одевайся и проходи на кухню, — я хотел бы притянуть ее к себе, поцеловать припухшие после сна губы и вдохнуть ее чистый аромат, но это усугубит наше расставание. Еще раз осматриваю ее тело и быстро выхожу из спальни. Не могу больше смотреть на нее. Я и так чувствую себя последней сволочью. И проклинаю за то, что не устоял перед ее чистотой и красотой, эгоистично забрал у нее невинность, думая только о себе.

Разливаю кофе по чашкам, добавляя Злате два кусочка сахара и немного сливок, потому что запомнил, какой кофе она любит. Я запомнил все, что связано с ней. Я впитал в себя образ и запах. Я впустил ее в свою душу и сердце, потому что так хотел. Чтобы знать, что прожил свою черную жизнь не зря.

Слышу, как Злата ходит по комнате, шлепая босыми ножками, и отсчитываю секунды до нашего расставания. Все заготовленные речи куда-то пропадают, и я совершенно не знаю, с чего начать разговор. Набираю номер такси, прошу прислать машину, потому что это должно произойти быстро, иначе я не смогу ее отпустить.

— Яр, что-то случилось? — спрашивает Злата, проходя на кухню. Девочка все чувствует, улавливая мое настроение.

— Пей кофе, через десять минут за тобой приедет такси, — не оборачиваюсь, продолжаю смотреть в окно. Потому что трусливо боюсь посмотреть ей в глаза и увидеть там боль и презрение.

— Да, конечно. Мне уже пора. Катя беспокоится, да и мне сегодня на работу, — быстро тараторит девочка. Беру с подоконника коробку с новым телефоном, оборачиваюсь к Злате и кладу коробку на стол.

— Что это?

— Это твой телефон, я его вчера купил. Возвращаю долг.

— Эм, спасибо. Не откажусь, потому что очень обидно платить кредит за телефон, которого нет, — усмехается Злата. Она тянет руку за коробкой, а я не выдерживаю, перехватываю ее ладонь, и подношу к своему лицу. Целую пальчики, трусь щекой, вдыхаю запах ее кожи в эгоистичном желании получить последнюю дозу ее тепла.

— Яр, ты…

— Тсс, молчи, — прерываю ее, закрываю глаза и просто наслаждаюсь ее ласковыми пальчиками.

— Я сегодня и завтра работаю, а потом у меня будет выходной. Днем я учусь… Я тут подумала, что мы можем увидеться… Нет, я понимаю, что мы, наверное, не можем быть обычной парой и гулять у всех на виду, но я могу сама приезжать к тебе… — волнуясь и запинаясь произносит она, вонзая в мое черное сердце острые ножи. Я даже мечтаю, чтобы эти ножи, которые она медленно втыкает в мою грудь, убили меня прямо сейчас, лишь бы не видеть этой надежды в ее чистых голубых глазах.

— Нет, Златовласка, — открываю глаза, удерживаю ее руку, которую она хочет отнять, потому что уже видит обреченность в моих глазах. — Сейчас приедет такси, и мы расстанемся навсегда, — не узнаю собственного голоса, словно это говорю не я.

— Почему? — она все же отнимает руку, забирая свое тепло. — Я что-то сделала не так? — спрашивает Злата, пряча глаза.

— Я что-то сделал не так… — резко поднимаюсь, иду к окну, чтобы распахнуть его и вдохнуть свежего воздуха, которого катастрофически не хватает. — Все не так! — повышаю голос, чтобы до нее дошло, что она не может быть с таким, как я. Я убийца. Безжалостная, бездушная машина, выполняющая приказы своего господина, забирающая его грехи себе.