— Ты знаешь, кто я?! — беру сигареты, смотря, как подъезду подъезжает машина, которая навсегда увезет от меня Златовласку.

— Знаю, — тихо отвечает она.

— Не знаешь. Ты ничего не знаешь. И лучше тебе этого не знать. Я убил много людей, которых даже не знал, и буду убивать! Я и тебя хотел убить. Я почти это сделал. В тот первый день, ты спала и не знала, что я приставлял к твоей голове пистолет. Во мне живет две личности, одну из них ты знаешь, а вторая… — обрываюсь, прикуриваю сигарету, желая насытить свой организм никотином, таким же отравляющим, как моя речь. — Я наемник, на мне столько крови, что я никогда от нее не отмоюсь. Я одиночка, в моей жизни никому нет места. Мы с тобой два разных мира, которые никогда не соприкоснутся… — глубоко втягиваю в себя табачный дым. Замолкаю, слышу, как Злата поднимается с места и идет ко мне. Резко оборачиваюсь и вижу огромные голубые глаза, наполненные слезами, которые вот-вот вырвутся наружу. Она тянет руку к моей груди, но я ее перехватываю, не позволяя к себе прикоснуться. — Такси приехало, уходи. Беги от меня как можно дальше, — сильно сжимаю ее тонкое запястье, причиняя боль, чтобы до нее, наконец, дошли мои слова. Она морщится и мотает головой, словно не желает принимать услышанное.

— Я все понимаю. Я просто хочу быть с тобой. Ты же… Мы… — слезы все же вырываются и скатываются маленькими капельками по ее щекам. А каждая ее слезинка разъедает мою мертвую душу серной кислотой. Душу, которая в моменты близости с этой чистотой возомнила, что может воскреснуть.

— Слушай меня внимательно, — наклоняюсь к ее уху, немного притягивая к себе. — Все, что между нами произошло, ничего не значит. Если ты возомнила, что после того как я тебя трахнул, мы возьмемся за руки и побежим в страну под названием любовь, то ты — наивная дура! — бью словами. Больно? Нет, мне не больно, я загибаюсь от ее боли, которую физически чувствую. Но по-другому она не уйдет. — Мне все понравилось, Малышка, ты вкусная и сладкая, но больше я не хочу тебя пробовать, — провожу губами по мокрым щекам, по которым беззвучно льются слезы. — Уходи. Молча, без слов, не порть впечатление. Не унижайся, — пробую на вкус ее соленые слезы, — заставляю себя разжать руку и отпустить. Ощущаю себя ублюдком, который попользовался чистотой, окунул ее в грязь и выкинул. Это не так, но Злата должна в это поверить. И она верит. Плачет, размазывая слезы по бледным щекам, всхлипывает, еще с минуту стоит в ступоре, добивая меня своим аномально громким сердцебиением, каждый стук которого как очередной ржавый гвоздь, забитый в мое сердце, и уходит. Медленно пятится назад, разворачивается и убегает. Вот и все! Меня больше нет. Раньше я думал, что знаю, что такое агония. Ни хрена я не знал! Настоящую агонию я испытывал прямо сейчас, когда смотрел, как она выбегает из подъезда, оборачивается, заглядывая в окно, зажмуривает глаза, отворачивается, садится в машину и уезжает. Кажется, я прекращаю дышать, дергаюсь, как при конвульсиях, сжимаю подоконник, а потом со всей дури бью кулаком, оставляя разводы своей крови на белом пластике подоконника. Еще с полчаса я просто смотрел в даль, в ту точку, куда уехала машина и увезла мою девочку. А потом подошел к холодильнику, достал бутылку водки и выпил ее из горла, захлебываясь обжигающей жидкостью, медленно умирая. Теперь я в полной мере понял, что такое смерть.

Просыпаюсь с головной болью от громкого звонка телефона. Ничего не соображаю. Не понимаю, какой сегодня день и время суток. Сколько я нахожусь в алкогольном мареве? Сутки? Двое? Неделю? Я не знаю, и на самом деле мне плевать. Я нашел свое обезболивающее и глотаю его, когда прихожу в сознание, чтобы вновь окунуться в забвение. Не реагирую на звонок, поднимаюсь с дивана, сажусь, руками сжимаю тяжелую голову, которая пульсирует от каждого звука. Телефон замолкает, но легче мне не становится. Поднимаю с пола пачку сигарет, и тут же ее сминаю в кулаке, поскольку она пуста, как и бутылка водки. Разминаю шею, и вновь сжимаю голову от очередного звонка. Беру телефон, фокусирую взгляд и вижу входящий звонок от Вахи.

Хочется разбить чертов аппарат об противоположную стену. Но я невольник. Раб должен выполнять команды хозяина, которому добровольно продал душу.

— Да, — прокашливаюсь, возвращая себе вменяемый голос.

— Добрый вечер, Монах, — очень ценная информация. Оказывается сейчас вечер, еще бы узнать дату. — Извини, что беспокою, — ухмыляюсь в телефон. За очередной наигранной вежливостью должен последовать приказ. — Через пол часа жду тебя в Вацлаве. Не опаздывай, — говорит он и сбрасывает звонок. В этот момент я впервые задумался о самоубийстве. Потому что это — единственная причина, по которой я могу не явиться на эту чертову встречу. И я бы с улыбкой на губах и удовольствием пустил себе пулю в висок, если бы не крепкие стальные цепи, сковывающие меня по рукам и ногам.

Поднимаюсь с дивана, иду в ванную, на ходу снимая с себя одежду. Меня шатает от беспробудного пьянства и похмелья. Смотрю на себя в зеркало и скалюсь помятому отражению. Ну, привет, ублюдок, давно не виделись. Выкидываю все вялотекущие мысли из больной головы. Встаю под теплые струи воды, быстро моюсь, поскольку Ваха не терпит опозданий. Это только в триллерах киллеры — крутые свободные парни, а в жизни независимые убийцы живут максимум пару заказов или сидят на зоне. Как бы это парадоксально не звучало, моя «карьера» и продолжительность жизни зависит от Вахи.

Сажусь за руль машины, своей верной и единственной подруги жизни. Она никогда меня не подводит, работает безотказно, награждая меня урчанием мотора, за заботу и ласку. По пути заезжаю в магазин, покупаю воду, чтобы сбить сухость во рту и пачку сигарет, чтобы вновь отравить себя никотином.

Мчусь по сумеречному городу за очередным грехом, который я должен принять на свою душу. И чувствую какое-то дикое, необъяснимое волнение, постоянно кручу в руке четки, пытаясь снять напряжение. Просто так Ваха не вызывает. Ни к чему ему лишние встречи со мной. Возможно, это очередной заказ, но сомневаюсь, что ему так скоро понадобились мои услуги.

Паркуюсь на стоянке у любимого ресторана Вахи. Прохожу в холл и устремляюсь в коридор, ведущий к отдельным ВИП-комнатам, где часто ужинает Ваха. Возле двери, как всегда, ошиваются его верные псы, обязанность которых — охранять хозяина и оповещать его о визитах. Здоровенный амбал смотрит на меня шакальими глазами, мы с ним давно не дружим, с тех пор как он разбил мне бровь, когда еще по началу я пытался показывать характер и не подписываться под все заказы.

— Привет, давно не виделись. Скучал? — усмехаюсь я, подмигивая амбалу. Мясо много, толку мало. Этот кусок дерьма крайне неповоротлив, это я тоже узнал, когда посчитал все его ребра и зубы после нашей перепалки. Он молчит, и косится на дверь, намекая, что меня ждут, помня, что лучше не вступать со мной в диалог. После того как амбал узнал, скольких людей я убил минуя всю их свиту, и далеко не каждое мое убийство было огнестрельным, он предпочитает отмалчиваться, делая вид, что ему нет до меня дела.

— Ну ладно, позже поболтаем, — усмехаюсь я и прохожу внутрь комнаты. Ваха пьет коньяк, вальяжно развалившись на кресле и смотрит, как в бордовой комнате с приглушенным светом на небольшом пьедестале извивается полуголая шлюшка.