Кончилось поле, майор повернул на девяносто градусов, припустил к мосту. То, что было в эпицентре боя, уже не казалось важным. Там что-то происходило, крики перемежались с выстрелами, но мозг от этих событий отключился.

Он первым взлетел на мост и отшатнулся, когда очередь пропорола настил под ногами. Переправа через Эльбу здесь была дохленькой, сомнительно, что смогла бы выдержать даже взвод солдат.

Майор отполз за перила, отталкиваясь пяткой, распластался на краю, припав к прицелу. Следом выскочил Шашкевич и сразу же отпрыгнул, едва не получив пулю.

По мосту бежали четверо в офицерской форме. Они уже преодолели половину пролета. Обернулся последний – он избавился от портупеи с амуницией, болтались полы расстегнутого кителя. Но автомат не выбросил – выстрелил, снова побежал прыжками. На губах блуждала циничная усмешка. Он на бегу сменил магазин и теперь пятился, поливая огнем, не давая оперативникам высунуться. Потом спохватился, кинулся догонять своих.

Ракитин плавно оттянул спусковой крючок. Немец споткнулся, ткнулся носом в настил. Обернулся его товарищ, немного поколебался, словно хотел помочь, но передумал. Эта задержка стоила ему жизни. Очередь пропорола спину, швырнула на перила, офицер повис на них, перегнувшись пополам. Но заднее место оказалось тяжелее головы, потянуло обратно, и эсэсовец сполз на мостовое покрытие.

Двое выживших уже почти перебежали мост! Рослый тип несся первым, подбрасывая ноги. Кобура на боку была расстегнута, но пистолет в руке отсутствовал. Второй был ниже, прихрамывал. Но страх гнал его, заставляя забыть про боль.

Андрей пустился вслед, стреляя в воздух, что-то кричал, путая русские и немецкие слова. Двое уже спрыгнули с моста, побежали к кустам через открытое пространство. За спиной, где работали красноармейцы Легостаева, перестрелка прекратилась, началась перебранка.

Оперативники спешили через Эльбу, наступали друг другу на пятки. Беглецы уже отдалились от моста метров на тридцать, их можно было расстрелять кинжальным огнем.

– Не стрелять, мужики… – хрипел Ракитин, – так догоним…

– Да хрен ты их догонишь… – плевался наступающий ему на пятки Шашкевич. – Вон как чешут…

Прогремела очередь из кустарника. Офицер, что был пониже ростом, взмахнул руками, закрутился какой-то затейливой спиралью. Китель на груди пропитался кровью. Он сделал несколько судорожных вздохов и затих. Рослый тоже упал, зарылся носом в землю. Он не был ранен, просто сработал инстинкт самосохранения.

Из кустов появились несколько военнослужащих в незнакомой форме. Они неуверенно приближались, держа на изготовку автоматы с дисковыми магазинами, отдаленно напоминающие «ППШ». «Пистолет-пулемет Томпсона», – всплыло из закоулков памяти.

– Донт шут! Донт шут! – вдруг закричал Корзун.

– Эй, ты чего? – не понял Шашкевич. – Белены объелся?

– Так это американцы, друзья наши неразлейвода… Шевроны на рукавах звездно-полосатые… Кричу, чтобы не стреляли, а то бес их знает, этих друзей-капиталистов…

Оперативники стояли на мосту, с интересом разглядывая чужаков. Те тоже смотрели с любопытством. Трое мужчин европейской наружности, нормальные вроде лица, серо-зеленая форма с отложными воротниками, мешковатые брюки, ботинки, на головах каски непривычной конфигурации, обтянутые мелкой защитной сеткой. Наискосок через плечо висели тканевые сумки с боеприпасами и другими ценными предметами.

Андрей в растерянности обернулся. Автоматчики Легостаева закончили выяснять отношения с отрядом Ваффен СС, подошли к мосту, сразу стали какими-то скромными, застенчивыми.

Из кустов появились еще двое с длинными карабинами и в таких же касках. Слева из гущи кустарника выехал «Виллис», набитый военнослужащими армии США, но от зарослей отдаляться не стал, высунулся на полкорпуса и замер.

– Смотри-ка, и у них «Виллис», – удивился Вобликов.

«Ага, у нас купили», – подумал Ракитин.

– Охренеть, мужики, гляньте, там негр… – восхищенно пробормотал Шашкевич, – самый настоящий негр, черный, как моя жизнь…

– Подумаешь, негр, – неуверенно фыркнул Вобликов. – Ты что, негров никогда не видел?

– Нет, не видел, только на картинках…

– Так, а ну приняли достойный вид. – Ракитин насупился и забросил за спину автомат, отметив, что после этого американские солдаты расслабились и даже заулыбались. – Поняли меня, товарищи офицеры? Не вздумайте стрелять, ни при каком раскладе. Это союзники, а в союзников не стреляют.

– Не будем, – пообещал Корзун. – А про то, что было вчера на Альдерштрассе, тактично промолчим. Он сам о рояль башкой ударился, так?

– Так, – кивнул Ракитин. – Только не о рояль, а о пианино.

– А есть разница?

– Есть, я потом объясню.

Союзные стороны медленно сближались. Настороженность сквозила в каждом движении. Русоволосый представитель американского комсостава мял в зубах незажженную сигарету. «На этом берегу уже их территория, – мелькнула досадная мысль. – А ты, полиглот хренов, всю жизнь учил немецкий и ни черта не смыслишь в английском!»

Гауптштурмфюрер с лысым черепом был мертв, таращился в небо злыми стеклянными глазами. Второй поджал свои длинные ноги, подрагивал, но не поднимался. Майор остановился рядом с ним, товарищи тоже встали. Подошли американцы. И те, и другие смотрели друг на друга, как на инопланетян.

– Американы как американы, – прошептал Шашкевич. – Подумаешь, ничего особенного… Ну, отдает, конечно, звериным оскалом капитализма… – спохватился на всякий случай.

Насчет оскала сказать было нечего, но улыбки у союзников были белозубые. Старший стащил с головы каску, обнажив вспотевший вихрастый ежик, потом пристроил на плечо автомат Томпсона, небрежно отдал честь и что-то произнес.

– Переводи, Денис, – вздохнул Андрей. – Есть возможность проявить свои глубокие школьные познания.

– Ага, глубже некуда… Ну, значит, так, товарищ майор: это передовой дозор 1-й американской армии, перед вами – первый лейтенант Мэтью Коллинз… Первый лейтенант, это, видимо, старший лейтенант…

– Майор Ракитин, военная контрразведка, – представился Андрей и протянул руку. Корзун что-то пробубнил.

Старлей американских вооруженных сил помедлил, потом тоже потянулся через лежащего эсэсовца и ответил на рукопожатие. Заулыбались остальные, расслабились советские офицеры.

– А чего он честь отдает, держа автомат на плече? – недоумевал Шашкевич. – И к пустой голове прикладывает руку?

– У них так принято, – буркнул Андрей.

– Ну, точно неруси…

Ракитин нагнулся, перевернул молчащего штурмбаннфюрера. Тот не сопротивлялся, щурил глаза. Давно уже было ясно, что это не Скорцени. Ведущий диверсант Третьего рейха не будет уходить так бездарно. Но ведь похож, черт возьми! Волосы темные, с проблесками седины, аккуратно пострижены и зачесаны наверх, острый подбородок, орлиный нос, косматые брови. Под глазами залегли морщинистые мешки. Шрам на левой щеке имелся, но небольшой, в отличие от того, что заработал Скорцени, участвуя по молодости в студенческой дуэли. Майор досадно поморщился – содержательно провели время.