— Надеюсь, здесь не запрещено ношение оружия? — спросил последний, когда револьвер отобрали.

— Об этом вы узнаете в суде, — ответил Джон.

По чьей инициативе все эти личности прибыли в Лондон? Из Скотленд-Ярда инспектор отправил срочный запрос в Америку и через два часа получил ответ:

«Все трое — известные преступники. Всегда носят при себе огнестрельное оружие. Риччини и Орлович дважды судимы за убийство. По нашим сведениям, за последние два месяца в Лондон прибыли несколько опасных преступников».

— Вы ничего не выяснили о прошлом Голли Эйкса? — спросил Джон у Элька.

— В 1915 году он был осужден за воровство. Потом против него было возбуждено дело — его обвиняли в скупке краденого, но дело закрыли за недостаточностью улик. Потом ходили слухи, что он перебрался в Бирмингем, где ограбил нескольких ювелиров.

— Похоже, вы правы, — сказал Джон. — Я начинаю видеть нашего друга Голли в новом свете.

После похищения из дома Теппита Лилу доставили на пароход; она не знала — на какой, лишь видела, что ее комната совершенно не похожа на обычные судовые каюты. Убранная с необычной роскошью, она имела всего одно окно. К стене была приделана койка. Помимо того, в каюте находился изящный письменный стол, а стены украшали произведения старинных мастеров. Каюта отапливалась камином.

Единственный человек, которого Лила видела, был слуга-китаец, приносивший ей пищу и приготовлявший для нее ванну. Еще никто и никогда так о ней не заботился. Она была польщена вниманием своих неизвестных хозяев. Ванная комната также поразила Лилу роскошью убранства. Над головой Лила слышала чьи-то шаги, судно медленно плыло, но, должно быть, все еще находилось на реке, потому что до ее слуха доносились завывания сирен, а порой и бой часов на берегу.

Как-то ночью ее разбудил отчаянный женский вопль. Потом все стихло, вопль больше не повторился, и Лила снова уснула, приняв это за игру воображения. Несколько успокаивало ее то обстоятельство, что она могла запереть дверь своей каюты. Но в то же время дверь запирали и с наружной стороны, лишая пленницу возможности выйти на палубу.

Лила была убеждена в том, что миссис Эйкс также находится на пароходе и что Джон Вэд сумеет их разыскать. Ее вера в него была непоколебима.

Событием последних дней для Лилы явилось появление Голли. Этот маленький человек не внушал ей страха. Хотя она и догадывалась, что мистер Эйкс причастен ко всякого рода темным делам, но полагала, что он играет в них незначительную роль. Он пришел к ней во время завтрака. Обычно неряшливо одетый, на этот раз Голли выглядел очень элегантно.

— Мистер Эйкс! — вырвалось у девушки, и она поднялась ему навстречу.

— Прошу тебя, не беспокойся, милое дитя. Я охотно выпью с тобой чаю, — сказал он, и Лила только сейчас обратила внимание на то, что на подносе стояла не одна, а две чашки.

— Ну и жизнь! Сократ говорил… — начал Голли.

То, что последовало дальше, осталось для Лилы загадкой: она и не предполагала, что мистер Эйкс способен цитировать греческих авторов. Также она не знала, что ее опекун свободно владеет несколькими языками.

— Как ты себя чувствуешь, Лила? — спросил он.

— Благодарю вас, мистер Эйкс. Но куда, собственно, мы держим путь?

Он оглянулся на дверь и прошептал:

— Одному Богу это известно. Кто знает, где нам суждено быть завтра… Я, например, был сегодня в «Мекке»…

— Миссис Эйкс также плывет с нами?

— К сожалению, она занята и не смогла с нами поехать. Она очень толковая женщина и старается помогать своему мужу.

Поведение Голли казалось Лиле странным.

— Не думай ни о чем, дитя мое, — добавил тот. — Теперь ты будешь жить в довольстве и роскоши. Бриллианты, автомобили, наряды — все к твоим услугам.

— Но откуда?..

— Потерпи, малютка.

И он с удовлетворением оглядел каюту. Лила все больше поражалась поведению Голли.

— Вот это — подлинный Тинторетто, — сказал он, указывая на картину. — Одна из его поздних работ. Надо тебе сказать, что большинство полотен, которые выдаются за работы Тинторетто, на самом деле написаны его учениками. Рисунок над роялем — кисти Сансовино. А вот та картина — кисти Беллини…

Лила решительно не узнавала этого маленького человечка, казавшегося ей в «Мекке» козлом отпущения. А он с видом знатока продолжал перечислять находившиеся в каюте произведения.

— Бенвенуто — вот это был человек! Когда я читал его книгу, хохотал до слез! Он был замечательным скульптором. Имеешь ли ты представление о его медузе? Я специально поехал во Флоренцию, чтобы ее увидеть…

— Но мистер Эйкс… Я и не предполагала, что вы знаток искусства.

Он самодовольно улыбнулся.

— Я кое-что смыслю в живописи, но основные мои интересы — в области музыки. Слышала ли ты когда-нибудь «Соловья» в исполнении Патти? Это изумительно. Говорят, мой голос напоминает голос Карузо. — Он сказал это совершенно серьезно, и внутреннее чутье подсказало Лиле, что не следует возражать или иронизировать.

— Я… я никогда не слышала, как вы поете, мистер Эйкс…

— Можешь называть меня «дядя Голли», — поправил он. — Неужели ты никогда не слышала моего пения?

Девушка поспешила сменить тему и поинтересовалась, где они находятся.

— Мы сейчас поблизости от Грейвсенда и дожидаемся лоцмана.

— Лоцмана? Разве нам предстоит морское путешествие? И почему меня держат взаперти?

— Это в твоих же интересах, Лила. Ведь тебя ищет множество людей. Вэд, например. — И Голли покачал головой. — Какой негодяй! Знаешь ли ты, что это самый большой плут во всем Уэппинге? Его следовало бы повесить. Он связан с «резиновыми братьями» и получает от них тысячи фунтов.

Она не верила своим ушам.

— Знаешь ли ты, на что он способен? Я бы не удивился, если бы узнал, что он член банды. Полиция способна на все. Сколько он получает жалованья? Каких-то жалких пять фунтов в неделю! Неужели ты думаешь, что он живет на них? Нет, дорогая, он живет на деньги, которые ему платят за молчание. Он берет взятки от содержателей притонов и скупщиков краденого. И он охотился за твоими деньгами.

— За моими деньгами?

Голли понял, что сболтнул лишнее.

— Я хочу сказать, что он охотился за тобой, потому что думал, что ты сможешь стать для него своего рода прислугой, будешь готовить и чинить белье.

С этими словами, приветливо помахав рукой, мистер Эйкс удалился.

Ей было над чем поразмыслить. Мистер Эйкс стал совсем иным человеком, прежнего больше не существовало. Новый Голли, игравший на рояле и толковавший об искусстве, внушал ей подспудный страх.