Эта задержка привела к тому, что беглецы не смогли уйти до 11 часов вечера этой ночью, то есть задержались на два часа дольше, чем планировалось. Двумя группами они отправились по разным дорогам, чтобы переправиться через Шпрее по пути на север. Солдаты дивизии Nordland при поддержке одного «тигра» и нескольких бронемашин, попытались расчистить им путь атакой через мост Видендаммер. Красная Армия, ожидавшая прорыва, усилила этот сектор, и большинство беглецов было убито в беспорядочном ночном бою. Некоторым все же удалось прорваться в этой сумятице, в том числе Борману и Артуру Аксманну – вождю гитлерюгенда. Борман, отбившись от основной группы, похоже, натолкнулся на группу советских солдат и принял яд.

Поскольку приказ Вейдлинга о сдаче вступал в силу только в полночь, другая, еще большая группа, состоявшая из остатков 18-й моторизованной дивизии и танковой дивизии Muencheberg, пыталась прорваться на запад. Завязалось жестокое сражение около моста Шарлоттенбрюкке через реку Хафель, на пути к Шпандау. Бронемашины вновь использовали как таран против войск 47-й советской армии. Началась настоящая бойня: толпы мирных жителей и солдат бежали через мост под прикрытием огня самоходных зениток. Трудно сказать, сколько людей погибло, но до Эльбы добралась только горстка. Жуков отдал приказ осмотреть каждое тело и транспортное средство, чтобы проверить, нет ли среди убитых нацистских вождей. Но большинство тел обгорело до неузнаваемости.

2 мая на черный дымящийся город опустилось тишина, в которую трудно было поверить. Ее нарушали лишь отдаленные выстрелы эсэсовцев, совершающих самоубийство, и редкие очереди советских автоматов. В рейхсканцелярии генерал Кребс и главный адъютант Гитлера генерал Вильгельм Бургдорф застрелились, сперва упившись коньяком. Войска 5-й ударной армии заняли здание рейхсканцелярии и вывесили на нем большое красное знамя в дополнение к Знамени Победы, которое было водружено над рейхстагом.

Мирных жителей, с опаской выбиравшихся из подвалов и бомбоубежищ, городское поле битвы, усеянное трупами и булыжниками, повергло в ужас. Повсюду стояли сожженные советские танки, подбитые в ближнем бою фаустпатронами эсэсовцев-иностранцев и гитлерюгенда. Немки прикрывали лица мертвых газетами и лоскутьями одежды. Многие из них были почти детьми. Взрослые из фольксштурма сдались при первой же возможности. Советские войска продолжали подгонять пленных криками: «Давай, давай!» Всех, кто был одет в форму солдата, полицейского или пожарного, заталкивали в колонну, чтобы увести из города. Многие плакали, когда их жены, провожая, давали им одежду и еду. Они боялись, что их отправят в трудовые лагеря в Сибирь.

Берлинская операция, проходившая с 16 апреля по 2 мая, обошлась фронтам Жукова, Конева и Рокоссовского потерями в 352 423 человека, из которых около трети было убито. Первый Белорусский фронт понес самые тяжелые потери из-за безрассудства Жукова на Зееловских высотах.

Сталин, заинтересованный во всех подробностях смерти Гитлера и желая быть уверенным в том, что он действительно мертв, приказал группе из отдела СМЕРШ 3-й ударной армии провести детальное расследование. Как только они приступили к работе, бункер рейхсканцелярии был оцеплен. Не разрешили войти даже маршалу Жукову, под тем предлогом, что саперы еще не проверили помещение на наличие мин и ловушек. Команда следователей работала с каждым пленным, который был свидетелем происходивших здесь событий. Тела Йозефа и Магды Геббельс были взяты на экспертизу и вывезены из Берлина. Давление из Москвы усилилось, когда не смогли обнаружить тело Гитлера. Оперативники СМЕРШ нашли его только 5 мая, захороненного в воронке от снаряда вместе с телом Евы Браун. Останки были вывезены в строжайшей тайне. Никому в Красной Армии, включая Жукова, не разрешили узнать об этой находке.

«Я не могу найти достойных слов, – написал домой советский солдат из Берлина. – Пьяны все кругом. Флаги, флаги, флаги! Флаги на Унтер-ден-Линден, над рейхстагом. Белые флаги. Все вывешивают белый флаг. Они живут в руинах… Берлин распят». Советские завоеватели, похоже, верили в старую русскую поговорку: «Победителей не судят».

Многие немцы просто пытались выжить, не размышляя о событиях, которые привели их к куда большему унижению, чем поражение 1918 г. «Люди смирились с судьбой», – заметил один берлинец. Большинство приверженцев Гитлера убедили себя, что поведение советских войск доказывает, будто они были правы, стремясь уничтожить СССР. Другие же начали испытывать страшные сомнения.

Фриц Хокенйос, армейский штабной офицер при корпусе СС в Шварцвальде, размышлял в своем дневнике об ответственности за поражение Германии. «Люди не виноваты, что война проиграна. Солдаты, рабочие и крестьяне приложили сверхчеловеческие усилия и понесли сверхчеловеческие жертвы, они верили, подчинялись, работали и сражались до конца. Виноваты ли политики, партийные функционеры, экономические лидеры и фельдмаршалы? Может, они не говорили фюреру правду и вели у него за спиной собственную игру? Или же Адольф Гитлер не был тем, кем казался народу? Возможно ли, чтобы проницательность и ограниченность, ясность и неопределенность, верность и лживость, вера и разочарование уживались в одном сердце? Был ли Адольф Гитлер великим, вдохновенным вождем, которого нельзя мерить обычными мерками, или он был самозванцем, преступником, безграмотным дилетантом, сумасшедшим? Был ли он орудием Бога или дьявола? А те, кто покушался на него в июле 1944 г. – они оказались в конце концов не предателями? Вопросы, вопросы. Я не нашел ответов и успокоения».

Хотя сообщение о смерти Гитлера и не привело к немедленному прекращению войны, оно, несомненно, ускорило наступление ее конца. 2 мая войска генерала фон Фитингофа в Северной Италии и Южной Австрии сложили оружие. Английская армия поспешила занять Триест на побережье Адриатики. Партизаны Тито уже вошли в город, но их было слишком мало, чтобы повлиять на ситуацию.

Жители Праги, уверенные, что американская Третья армия генерала Паттона на подходе, подняли восстание против немцев. Чехам помогли более 20 тыс. солдат РОА Власова, которые повернули оружие против своих немецких хозяев, но американцы, на которых они так надеялись, им не помогли. Генерал Маршалл твердо отклонил очередную просьбу Черчилля о продвижении к чешской столице.

Красная Армия находилась слишком далеко, чтобы помешать действиям генерал-фельдмаршала Шернера, а они были почти такими же жестокими, как подавление варшавского восстания. То, что Власов и его войска переметнулись на другую сторону, не спасло их от возмездия. Власова предал один из его собственных офицеров, когда он пытался сбежать, укрывшись одеялом на заднем сидении автомобиля. Сталина сразу известили о поимке «изменника Родины генерала Власова» бойцами Первого Украинского фронта. Самолетом его немедленно отправили в Москву, где позднее повесили.

5 мая, после переговоров с высшими офицерами Девятой армии Симпсона, раненым из войск генерала Буссе позволили перейти Эльбу. Но гражданскому населению Симпсон отказал в этом из-за договоренности с Советским Союзом о том, что население должно оставаться в местах проживания. Вскоре полуразрушенный железнодорожный мост стали переходить также здоровые солдаты и молодые женщины, переодетые в шинели и каски вермахта. Войска США фильтровали поток людей, останавливая гражданских и арестовывая эсэсовцев. Некоторые иностранцы-эсэсовцы, особенно голландцы из дивизии Nederland («Нидерланды»), притворялись то немцами, то насильно угнанными в Германию рабочими, пытающимися вернуться домой. Советские граждане, служившие во вспомогательных войсках вермахта и боявшиеся НКВД, также пытались скрыться. Как только плацдарм, обороняемый слабыми дивизиями Венка, попал под советский артиллерийский огонь, американцы отошли, чтобы избежать жертв среди своих солдат, после чего началось повальное бегство немцев на западный берег Эльбы. Многие солдаты и гражданские силой захватывали лодки или связывали доски и бочки из-под горючего, сооружая импровизированные плоты. Некоторые пытались захватить бесхозных лошадей и заставить их плыть через реку. Многие из тех, кто пытался спастись вплавь, утонули в сильном течении. Те, кто не мог заставить себя плыть, или чувствовал, что не осталось ничего, ради чего стоит жить, просто кончали жизнь самоубийством.