чумы накануне старта — в «прыжках» обратный эффект порой закономерен. В принципе, и фиг с ним. (Версия без Бородино и «недаром спаленной Москвой» показалась Катрин даже посимпатичней).

Анис и капрал Бомон благополучно добрались до Парижа. Год их прибытия Лоуд, правда, запамятовала (с датировкой маловажных событий у профессора бывали обоснованные трудности), но помнила, что бодяга с улучшением внешности бывшей переводчицы порядком затянулась — Анис никак не могла выбрать себе форму носа. Со средствами у посланцев Анубиса все оказалось в порядке. Потом они куда-то делись — профессор высказывала несколько версий, выглядевших слишком фантастично, чтобы в них безоговорочно поверить. Но приятно удивило, что восточная красавица и с новым носом не оставила своего угрюмого друга. Что ни говори, а война и пустыня добавляют девчонкам ума. Хотя и не всегда.

Проще всего оказалось узнать о судьбе экспедиционного лаборанта. В Асуане имелся парк и набережная имени Алекса Морэ, красовался там бронзовый бюст безупречно причесанного почетного гражданина, величайшего посредника в решении любых политических вопросов, создателя целой сети музеев, так прославивших город на Ниле в туристических агентствах всего мира. Непременным и особым пунктом посещения города состояли экскурсии в некрополь Морэ-бея: тамошние розарии вокруг могил родоначальника династии, его жен, детей, внуков и правнуков считались величайшим образцом садово-кладбищенского дизайна. Замечательное место, один Павлиний угол чего стоит! Как многого можно добиться, целеустремленно идя к своей цели и творя добро.

О гражданине-бароне Катрин и сама все знала. С Фло и Блоод ходили-запрыгивали в Лувр тамошней вектор-ветви — выглядел музей чуть иначе, провинциальнее, но имя Денона там прекрасно помнили — имелся отдельный «Директорский зал». У экспозиции, наполненной предметами древнеегипетской культуры и такими знакомыми черно-белыми пейзажами, нахлынула ностальгия, порядком удивившая былую архе-зэка. Постояли у автопортрета автора-первого директора Лувра.

— Все равно. Не понимаю, — ланон-ши вдумчиво разглядывала изображение немолодого человека. Круглое лицо, намек на сдерживаемую улыбку, добротный, но скромного покроя камзол и шейный платок. — Обычный. Вполне обычный.

— Совершенно наоборот! — пылко возразила Фло. — Самое привлекательное в человеке — талант. Встречается гораздо реже прямолинейной вульгарной сексапильности. Так, Кэт?

Катрин пожала плечами:

— Откуда мне знать? Я тогда как-то не догадалась глубоко проанализировать свои ощущения. Просто это единственный человек из того моего вояжа, с которым очень хотелось вас воочию познакомить.

Познакомиться с гражданином Деноном подругам было не суждено — теоретическая возможность запрыгнуть в прошлое и пообщаться вовсе не значит, что так надлежит делать. Зато барон-художник умудрился познакомить туристок с одной тогдашней девушкой. Рисунок отыскался в коллекции с интересным названием «Пираты Нила».

— Теперь. Понимаю. Отчасти, — признала Блоод. — Хороша.

Девушка вполоборота сидела у воды. Это правильно, чистое топлес — это было бы перебором даже для будущих прогрессивных веков. Рваные шальвары, туфли с загнутыми носами, задним фоном бурлят пороги, (нагая грудь видна лишь речным богам), у бедра ятаган (гарда излишне изящна), никаб — полупрозрачная романтизированная вуаль, угадываются пряди коротких взъерошенных волос. В общем, чисто художественная смесь реального и сказочного. Но результат выразителен.

— Образ, конечно, собирательный. Но приятно думать, что и я косвенно поучаствовала, — пробормотала былая архе-зэка.

Ланон-ши насмешливо фыркнула, а Фло с неоднозначными нотками в голосе возразила:

— Не выдумывай. Просто удивительно как мужчины-художники умеют уловить самую суть. Здесь ты, на все двести процентов, а уж взгляд… Откровенно говоря, мы тебе завидуем.

Блоод издала звук согласия.

Взгляд… а что взгляд? Девица от воды смотрела нетерпеливо, если не сказать алчно, и… э-э… в общем, темпераментно. Рисунок черно-белый, но в расширенных зрачках нечто этакое сияет, цветное и яркое. «Эй, бросил малевать и сюда пошел». Нет, ну разве опускалась до такой наглости? Гм, тут не поручишься, может и случалось. Не приходило в голову следить за выражением собственного лица в подобные моменты. Нужно будет учесть. Но рисунок все равно хороший.

У гражданина-барона все рисунки были хороши. В музейном магазинчике купили альбом — рисунков там имелось больше, чем выставленных в экспозиции. Уже дома Катрин угадала в одной буйной танцовщице знакомую безносую особу, мелькали и иные полузабытые лица. Видят боги, истинно талантлив был рисовальщик — все угадывал, хотя порой и ограничивался намеками. Например, на пальце у той не в меру агрессивной девы, полулежавшей у воды, красовался знакомый перстень, видимо, сознательно не до конца прорисованный. Все понимал Доменик-Виван, но предпочитал не договаривать. Хороший человек.

Альбом хранился в замке, в кабинете, на верхней полке, дабы дети случайно не наткнулись. Несомненно, они натыкались (от такой сообразительной шайки прятать бессмысленно), но добраться до верха получалось уже в том возрасте, когда мозги к восприятию определенных направлений искусства XVIII века вполне готовы. Чаще альбом пересматривала Флоранс, особенно когда оставалась дома в одиночестве, и ей требовалось убедиться, что даже самые глупые странствия могут оканчиваться благополучно.

…— Завязываем, сейчас начнется, — предупредила профессор, снимая с крючка последнюю черноперку и обтирая лапы об академические «треники» с лампасами и гордой эмблемой Олимпиады-80.

Действительно, стоило начать грести к берегу, как зазвенела рында «на перемену», студенческий народ мгновенно высыпал на пляж и рванул в воду. Катрин не без некоторого удовлетворения отметила, что близнецы и Кэти от соревновательного зуда воздержались. А то взяли моду, длинноногость демонстрировать и местных хиляков обгонять.

Агатка, разбуженная восторженными завываниями на берегу, немедленно обрадовалась ведру с плещущей рыбой, принялась разглядывать добычу.

— Они колкие и вообще не перепутай, — предупредила мама.

Младшая помотала головой и плотнее закусила замечательное осьминожье щупальце.

Шаланда неторопливо шла к берегу — суденышко было тяжеловато и чересчур надежно. Профессор уверяла, что это та самая шаланда, «что полная кефальки приводилась». Перед списанием честно выкуплена у рыбхоза за восемь рублей и бутылку, переправлена в университет как предмет, имеющий «большую научную и культурологическую ценность». На кормовой банке действительно красовались надписи, вырезанные на русском, повествующие правда, не о знаменитом Константине, а о какой-то Наташке, видимо, не менее широко известной в узких одесских кругах. Но вообще-то шаланда была скромна размерами для истинно рыболовецкой-промысловой. С другой стороны, Лоуд виднее.

Мелькали головы и задницы плещущихся студентов, к лодке подплыл Гр, и мама, освободив Агатку от футболко-платья, опустила нетерпеливо брыкающуюся девчонку в воду (щупальце удалось, хоть и не без борьбы, оставить на борту)…

Шаланда ткнулась в