имперской армии, и она решила скрыться в этом проходе. Феликс неотрывно смотрел за ней, и в какой-то момент ему показалось, что она так и останется неподвижно стоять, превратившись в еще одну бездушную каменную фигуру. Но затем его сердце охватил неописуемый ужас, когда она сделала шаг и действительно обняла каменный столб. Видеть это проникнутое духом зла изваяние уже было великим испытанием для разума, а мысль о том, чтобы к нему прикоснуться, могла бы свести с ума кого угодно. Но увидеть своими глазами, как живой человек дотрагивается до этого могильного камня, не смог вынести даже Феликс. В тот момент, когда руки Моргайзы обхватили это надгробие зла, множество лиц, что выпирали из камня, одновременно ожили, раскрыв рты и пустые глазницы. Воздух наполнился ужасающим воплем, а из каменных лиц полилась кровь. Раздался невыносимо громкий скрежет камней, и за обелиском взметнулись два огромных черных крыла.

Из груди Феликс вырвался страшный крик, смешавшись с воплями каменных лиц и истошным криком Моргайзы, которая вспыхнула золотым пламенем. Феликс не ощущал боли, но чувствовал, что из его тела вот-вот вырвут саму жизнь, и она вспыхнет тем же драгоценным огнем, что и тело Моргайзы. Он видел, как золотые языки поглощают тело женщины, и вскоре от нее ничего не осталось, кроме большого облака черного дыма. Поднявшись в небо, дым устремился на север, туда, где по рассказам Синоха, находилось королевство Зуриаль.

Пока Феликс кричал, или думал, что кричит, его глаза затмила пелена бесконечной тьмы, и свет померк. Но в этой тьме ему внезапно стало очень спокойно и уютно, словно он попал в теплые объятия дорогого ему человека. Когда его мысли пришли в норму, Феликс ощутил на своем лице чью-то руку. Ощупав ее, он отвел пальцы, а затем увидел пышные красные одежды. Дэй, который шагал рядом, закрыл ему глаза своей здоровой рукой, и тем самым спас от окончательного сумасшествия. Убедившись, что Феликс успокоился, он молча отъехал чуть вперед, вновь возглавив отряд. К этому времени они уже достигли другого конца кратера, где виднелся еще один большой проход, который на этот раз выглядел уже не как грубая трещина в скале, а как вполне себе рукотворный тоннель с расписными арками и полуразрушенными столбами.

Ощущение злого присутствия стало постепенно отступать, словно Феликс выбирался из удушливого облака от пожара на чистый воздух. На их пути перестали встречаться тела потерявших души людей, а Эскер, Зено и Декстер постепенно стали приходить в себя. Совсем скоро Феликс ощутил, что невидимая петля, которая сдавливала его шею, исчезла, и он снова может говорить.

— Я… Все закончилось? Мы… выбрались? — проговорил Феликс, и испытал великое облегчение, услышав звук своего голоса. Он боялся, что, как и Серафиль, мог навсегда лишиться дара речи.

— В этот раз все было гораздо хуже, чем я помню. — хрипло проговорил Гелиос. Все его лицо было мокрым от пота, крови и слез. — Воистину, зло накопило невиданные силы. Мы должны торопиться и исполнить предначертанное.

— Но что это было? Могила? — Феликсу хотелось говорить как можно больше, хотя сейчас слова и давались ему с большим трудом. Он ощущал себя человеком, который вынырнул из холодной заводи, и теперь судорожно хватает ртом воздух, который был не доступен ему под водой. Он ощущал в себе драгоценную жизнь, с которой чуть было не расстался.

— Можно назвать и так. — сказал Дэй, и его неземной голос еще сильнее наполнил Феликса жизненным теплом. — Место, где Король-Ворон Хасиналь отдал последние остатки своей жизни чтобы заточить зло в изнанке мира, царстве снов и отражений. Погребальный камень, что он водрузил, должен был отгонять мрак и темных прислужников, но за бессчетные века его пропитало зло, и теперь он стал идолом для поклонения.

— А что с Моргайзой? Вы тоже ее видели? — Феликс посмотрел на остальных своих товарищей, чтобы убедиться, что не только он видел то, что с ней случилось. — Она умерла?

— Нет. — опять ответил Дэй. — То, что она сотворила… Не думал, что обычный человек пойдет на такой отчаянный поступок. Ее тело, конечно, больше не вернуть, но совсем скоро ее душа переселится в другой сосуд, который, без сомнений, уже приготовлен для нее в Зуриале. Мы должны быть бдительны.

— Но теперь-то ничего более страшного мы уже не увидим? — с надеждой спросил Феликс, глядя как Хольф отпаивает пришедшего в себя Эскера вином из своих мехов.

— Это было бы весьма кстати. — подала тихий голос Зено, которая теперь устало держалась рукой за голову. — Я что, бухнулась в обморок? Голова просто трещит.

— На вот, попей. — предложил ей вина Арель, который и сам уже успел ни раз приложиться к фляге.

Фляги с вином стали гулять по рукам, и вскоре на лицах многих даже появился здоровый румянец. Хольф снова стал мычать себе под нос какую-то быструю песенку, а Эн с Арелем вновь пересели на своих лошадей. Даже Синох, который на протяжении всего путешествия воздерживался от любых напитков кроме обычной воды, и тот сделал пару глотков вина.

— Будет сознательным говаривать, что это и вправду помогает. — сказал тот, делая еще глоток.

— Сознательным будет оставить хоть что-то на обратный путь. — сказал Арель, покосившись на Хольфа, который наполнял себе уже третью кружку.

За разговорами и мелкими перепалками они не заметили, как преодолели горный коридор, который на этот раз был украшен стоявшими по бокам статуями красивых женщин и арочными проходами. Когда же они вышли с другой стороны горы, то перед Феликсом предстало невероятно обширная, раскинувшаяся до горизонта, голая каменная пустошь. Она чем-то напоминала ту, которая находилась с другой стороны хребта, где расположился лагерь имперской армии, но в то же время было в ней что-то непонятное и непривычное. Земля здесь была серая и скалистая, будто окаменевшее море, а воздух был поддернут легкой пеленой тумана. Но самым впечатляющим являлись сооружения, очертания которых проступали сквозь эту призрачную дымку. Это были огромные черные пирамиды, которые уходили своими верхушками в серое небо, где все еще сияла мертвым светом бесцветная луна, заслоняющая солнце, а также черная звезда, что светила на ее фоне. Феликс только сейчас приметил, что такое необычное тройное затмение несет в себе жуткую потустороннюю симметрию, создавая в небе некое подобие древнего и всеми забытого символа.

— Так это и есть те самые Храмы-Города? — спросил Феликс, когда они остановились, чтобы дать немного отдохнуть лошадям. — Аль’эшул ра Синмал?

— Да. — ответил Гелиос, подводя свою лошадь к небольшому чистому ручейку, что бежал сквозь серые камни. — В прошлый раз, как помню,