— Не может ли кто-нибудь сказать что-либо в защиту обвиняемого?

Никто не отозвался.

— В таком случае я ставлю вопрос господам присяжным, — и обернувшись к присяжным, спросил: — Признаете ли вы этого человека виновным в убийстве?

Присяжные единогласно ответили:

— Да, виновен.

Вслед за тем председатель снова поднялся и, обращаясь к Антонио Микелецу, сказал ему:

— Пленник, вы признаны виновным по закону прерий, который не допускает никаких смягчающих вину обстоятельств. Вы уже совершили одно убийство ранее, а теперь собирались совершить новое, еще более тяжкое преступление. За это вы присуждены к смерти и должны быть повешены! Я даю вам четверть часа на то, чтобы помолиться и раскаяться в совершенных вами преступлениях.

— Я предпочитаю быть повешенным сию минуту! — проговорил осужденный.

— В таком случае нам здесь больше нечего делать, и мы можем ехать, — сказал шериф полковнику, отдав шепотом приказание своему помощнику.

Регуляторы в ту же минуту привели приговор в исполнение, после чего весь отряд направился к блокгаузу, причем дорогой полковник стал благодарить шерифа за оказанную ему помощь.

— Не будь вас, — сказал он, — мы все бы погибли!

— Об этом не стоит и говорить, полковник, потолкуем лучше о том, что вы станете теперь делать.

— Все мое имущество, по всей вероятности, погибло, — отвечал полковник, — но мои близкие спасены, и я могу только благодарить за это Бога… Я скорблю о погибших слугах и радуюсь за себя лично — судьба уберегла меня.

Отряд подъехал к блокгаузу, и все, не исключая суровых, привыкших к таким печальным картинам регуляторов, со слезами смотрели на убитых и оскальпированных негров, здесь же лежал и бывший управляющий полковника Стротер. Ваш Карроль, которому убитый гигант внушал большую симпатию, потупился, но затем быстро справился с собой и, смахнув слезу, сказал, подходя к полковнику:

— Вы потеряли в нем честного и самого преданного вам слугу… Я много видел на своем веку хороших и храбрых людей, но такого, признаюсь, не встречал. Будь они прокляты, эти краснокожие!.. О я еще отомщу им за него! — Затем он отвел полковника в сторону и, еще более понижая голос, продолжал: — Послушайте! Это, правда, очень большое несчастье, но могло быть и хуже! Все ваши остались целы и невредимы. Вы потеряли только слуг и рабов… Мне нечего говорить вам, что ни я, ни мой товарищ не покинем вас в такую тяжелую минуту… Полковник Гейс и его регуляторы тоже помогут вам… Вы должны сейчас же начать работы на плантациях риса и хлопчатника.

— Ах, дорогой мой Карроль, — отвечал грустным тоном полковник Магоффин, — у меня нет теперь рабочих рук для того, чтобы заняться выращиваем риса или хлопчатника… Как нехорошо я сделал, что покинул бедняков негров! Если бы я остался с ними, они, может быть, не были перебиты…

— Ну, в этом я с вами не согласен, — возразил бывший траппер, — вы хорошо сделали, что не остались здесь… Если бы остались, то и вы, и мисс Магоффин были бы тоже в числе убитых и оскальпированных, да и наши тела лежали бы теперь такими же изуродованными среди убитых. Вспомните, что я вам говорил: единственное средство избежать того, что случилось, было вернуться сейчас же обратно. Но раз вы решились остаться здесь, вы должны были ждать, что на вас непременно нападут днем или ночью… Теперь вы почти совсем избавились от врагов, которые вам могли бы угрожать, а это значительно меняет дело… Да вот, спросите шерифа, я уверен, что он тоже посоветует вам остаться здесь.

— Я всецело присоединяюсь к мнению нашего общего приятеля Карроля, — сказал Гейс, — вам, по-моему, нет никакого резона приходить в отчаяние и терять мужество… Вы понесли тяжелые потери, но в то же время избавились от опасных соседей, которые могли причинить вам еще более тяжкие бедствия. Ваш блокгауз, в сущности, пострадал очень мало и не составит большого труда теперь довести его постройку до конца… Скот у вас тоже весь уцелел…

— В самом деле? — спросил полковник, видимо обрадовавшись.

— Я только что убедился в этом собственными глазами.

— Что касается достройки блокгауза, то в этом деле мы поможем вам все… Вы займетесь скотоводством и станете понемногу распахивать землю, на первое время для этого не потребуется особенно большого числа рук… Я знаю не мало людей, которые прибыли к нам в Техас, не имея почти ничего и владеющих крупным состоянием!

— Кроме того, — вмешался Торнлей, — если вы ничего не будете иметь против… Ваш Карроль и я… если вы не сочтете это навязчивостью с нашей стороны… мы могли бы расширить корраль и держать в нем, кроме лошадей, еще и рогатый скот.

— Неужели вы считаете это возможным? Вы хотите…

— Да, полковник. Мой товарищ пострадал довольно тяжело и нуждается в продолжительном отдыхе. Ему ни в коем случае нельзя ни ехать со мной в Нэкогдочс, ни помогать мне укрощать мустангов. Я тем временем покончу с укрощением мустангов… Такой табун представляет довольно значительную ценность… К тому же укрощение займет в сущности очень мало времени…

Говоря это, Торнлей краснел все больше и больше от смущения, чувствуя в то же время, что сердце у него замирает от страха услышать неблагоприятный ответ полковника или же протест Карроля. Он старательно избегал встретиться глазами с присутствовавшей тут же Луизианой Дюпрэ, которая, собственно, и была виновницей явившегося вдруг у Торнлея проекта заняться скотоводством…

— Мистер Торнлей! — сказал ему в ответ на речь полковник слегка дрожавшим от волнения голосом и протягивая при этом мустангеру руку. — Мистер Торнлей! Я не знаю, как и благодарить вас за ваше великодушное предложение… Вы настоящий джентльмен. Но я не могу принять такую жертву с вашей стороны и заставить вас отказаться от той свободной жизни, что вы до сих пор вели, ради только того, чтобы помочь в беде жалкому старику, который может отблагодарить вас лишь словами.

— Сэр, — решительно возразил Торнлей, — могу вас уверить, что я давно уже решил поселиться именно в этих местах, и поэтому, согласитесь вы или нет принять мое