что те решили сделать судьями их, кто сам был лишен этой земли, с той целью чтобы им даже позже нельзя было уже вернуть свою собственность, которую они сами, рассудив под клятвой, признали чужой. Поразмыслив так и возмущаясь, они приказали поставить в каждой трибе третью урну, для римского государства, в которую они будут складывать свои камешки и всеми голосами римский народ был признан владельцем спорной земли. Это произошло при данных консулах.

LIII. Когда Марк Генуций и Гай Квинций получили должность[1191], возобновились политические разногласия, а именно, плебеи требовали, чтобы всем римлянам было позволено занимать консульскую должность: ведь до тех пор лишь патриции имели право на нее, избираемые на центуриатных комициях. И, подготовив закон о консульских выборах, плебейские трибуны этого года внесли его — за исключением Гая Фурния все остальные были согласны в этом. В нем народ наделялся правом каждый год решать, желает ли он, чтобы консульства добивались патриции, либо плебеи. 2. Члены сената возмущались этим, усматривая в нем низвержение своего собственного господства, и думали, что им следует предпринять все возможное, лишь бы воспрепятствовать утверждению закона. Взаимное раздражение, обвинения и противодействие постоянно происходили и на частных сходках, и на общественных собраниях, ибо все патриции стали враждебны ко всем плебеям. 3. Множество речей также было сказано в сенате и множество на комициях предводителями аристократии — более умеренные со стороны тех, кто полагал, что плебеи заблуждаются по незнанию своей выгоды, а более резкие со стороны тех, кто считал, что это дело обусловлено кознями и завистью к ним.

LIV. Пока время проходило впустую, в город прибыли гонцы от союзников с сообщением, что вольски и эквы готовятся выступить против них с огромным войском, и умоляли немедленно отправить к ним военную помощь, так как они находятся на пути войны. 2. Говорили, что и тиррены, называемые вейянами, готовятся к отпадению, да и ардеаты более не покорны им, гневаясь по поводу спорной земли, которую римский народ, избранный третейским судьей, присудил в минувшем году самому себе. 3. Сенат, узнав об этом, постановил набрать войско и обоим консулам вывести в поход воинские силы. Но их решениям воспротивились те, кто вносил закон (ведь плебейские трибуны имеют право противодействовать консулам), освобождая граждан, приводимых консулами к воинской присяге и запрещая накладывать какое-либо наказание на неповинующихся. 4. Но, хотя сенат настоятельно просил прекратить соперничество в настоящее время, а лишь когда наступит конец военным действиям, тогда и предлагать закон о выборах магистратов, они настолько не желали уступить обстоятельствам, что заявляли, будто, мол, будут препятствовать и другим решениям сената и не позволят утвердить никакого постановления по любому делу, покуда сенат не примет предварительное постановление о законе, который они вносят. 5. И трибуны увлеклись настолько, что таким образом угрожали консулам не только в сенате, но и в народном собрании, дав величайшие клятвы, какие у них есть, а именно собственной верностью, чтобы даже если они убедятся в своей ошибке, им нельзя было отменить ни одного из своих решений.

LV. Среди подобных угроз обсуждали, что следует делать, старейшие и наиболее выдающиеся вожди аристократии, собранные консулами на частное совещание сами по себе. 2. Итак, Гай Клавдий, который менее всего благоволил к плебеям и унаследовал такие политические убеждения от предков, предложил более самонадеянное мнение не уступать народу ни консульской власти, ни других магистратур вообще; а тем, кто попытается противодействовать, воспрепятствовать оружием, если их не убедят слова, не щадя никого, ни частное лицо, ни должностное. Ведь все, сказал он, кто пытается поколебать отеческие обычаи и испортить древний государственный порядок, являются чужаками и врагами гражданства. 3. Но Тит Квинций возражал против сдерживания противника силой и против общения с плебсом с помощью оружия и через пролитие крови соплеменников, в особенности потому, что им будут противодействовать плебейские трибуны, — «которых наши отцы постановили считать священными и неприкосновенными, сделав богов и младших божеств поручителями договора и призвав величайшими клятвами проклятие и на самих себя, и на свое потомство, если хоть что-нибудь нарушат в соглашении».

LVI. Когда к этому мнению присоединились и остальные приглашенные на совещание, слово взял Клавдий и сказал: «От меня не скрыто, основание сколь великих бед для всех нас будет положено, если мы разрешим народу проголосовать по поводу этого закона. Но не зная, что следует делать, и будучи не в состоянии в одиночку противостоять многим, я уступаю вашим намерениям. 2. Ведь справедливо, чтобы каждый объявлял, что ему кажется полезным для общества, но подчинялся при этом решениям большинства. Однако я могу дать вам следующий совет, ибо вы находитесь в тяжелых и неприятных обстоятельствах, — не уступать консульство ни сейчас, ни в будущем никому, кроме патрициев, которым одним по священному и человеческому праву дозволено получать его. 3. Когда же вы окажетесь перед необходимостью, как ныне, поделиться и с остальными гражданами высшей властью и магистратурой, назначайте военных трибунов[1192] вместо консулов, ограничив их число тем, сколько нужно — я думаю вполне достаточно восьми или шести — и среди них пусть патрициев будет не меньше, чем плебеев. Ведь, поступая так, вы не уроните власть консулов в руки низменных и недостойных людей, но и не будет казаться, что вы подготавливаете для себя несправедливое господство, не предоставляя плебеям никакой магистратуры». 4. Когда все одобрили его мнение и никто не стал возражать, он сказал: «Послушайте, что я могу посоветовать и вам, консулам. Назначив день, когда вы будете утверждать предварительное постановление и решения сената, дайте слово сторонникам закона и его противникам. После произнесения всех речей, когда настанет время испрашивать мнения, начните не с меня и не с Квинция, здесь присутствующего, и не с кого-либо другого из старших сенаторов, но с Луция Валерия, который из сенаторов более всех благоволит к плебеям, а вслед за ним вызовите Горация, если он пожелает что-нибудь сказать. Когда же выясните их мнения, тогда только вызывайте говорить нас, стариков. 5. Я в свою очередь выскажу суждение, противоположное предложению трибунов, используя полную свободу слова — ведь именно это на пользу общества. Что же до предложения о военных трибунах, если вам угодно, то пусть его вынесет Тит Генуций: ведь это мнение окажется наиболее подходящим и вызовет наименьше подозрений, если его выскажет твой брат, о Марк Генуций». 6. И этот совет был признан правильным, после чего они разошлись с совещания. На трибунов же напал страх из-за тайной встречи сенаторов, как бы