уже не принимает. В этих разночтениях, как нам кажется, содержится определенный смысл. Хотя конечным результатом призвания стало объединение нескольких славянских и финских племен, цель эта, возможно, поначалу совсем не преследовалась. Каждое племя должно было получить «своего» князя. В соответствии с этим Рюрик сел у словен, Трувор – у изборских кривичей, а Синеус – у веси. Только чудь осталась без князя. Может быть, это случилось потому, что у Рюрика просто не оказалось других братьев, но, скорее всего, причина здесь другая и кроется она в особых отношениях между изначальной русью и чудью.

Далее, сразу замечаем существенное новшество, внесенное в свой первоисточник автором «Повести…» – рассказ о народе русь, совершенно неизвестный его предшественнику. Автор Начальной летописи знал, что прозвание «русь» пришло к восточным славянам вместе с варягами, однако механизм этого заимствования раскрыт им не был. Нестор же постарался разъяснить сам феномен нового имени: Русская земля, говорит он, прозвалась от варягов, потому что сами те варяги и были русью, причем русь та была таким же народом, как шведы или норвежцы. Добавление, как видим, весьма важное и не опирающееся на древнюю устную традицию. Какие основания были у Нестора для такого заключения, и насколько мы должны считаться с ним?

6) «Варяжская легенда». Как к ней относиться?

Значительная часть наших историков, особенно из числа антинорманистов, совсем не склонна принимать слова летописца на веру. Имя «русь», считают они, ни в коем случае не заимствованно нашим народом от каких-то неведомых варягов, поскольку еще задолго до описываемых в летописи событий близкие к нему по звучанию этнонимы фиксируется различными источниками на юге. В доказательство своей точки зрения эти историки ссылаются прежде всего на ираноязычных сарматов, господствовавших в южных степях вплоть до начала IV века. В состав этого народа входило, как мы знаем, несколько племен, в том числе аорсы и роксоланы, кочевавшие между Доном и Днепром уже на рубеже нашей эры. В начале IV в. конец безраздельному господству сарматов в Северном Причерноморье положили готы, а несколькими десятилетиями спустя они были окончательно сметены нашествием гуннов. Но сторонники южного происхождения этнонима «русь» полагают, что какая-то часть аорсов или роксоланов могла задержаться в степи. Возможно, именно их имеет в виду Иордан, когда упоминает в связи с готским царем Германарихом загадочный народ росомонов.

О народе рус или рос пишет так же сирийский писатель VI в. Псевдо-Захарий. Перечислив народы Северного Кавказа (среди которых упомянуты булгары, авары, хазары, эфталиты), автор переходит к описанию степных жителей: «Вглубь от них – народ амазраты и люди-псы; на запад и на север от них – амазонки… Соседний с ними народ «hrws» (рос или рус) – люди, наделенные огромными членами тела, оружия нет у них и кони не могут их носить из-за их размеров». (Фантастический характер этого свидетельства очевиден).

Кроме того, о русах в связи с событиями VI-VII веков пишут несколько

поздних арабо-персидских авторов: ас-Саалиби (Х век), Балами (Х век) и Мараши (XV век). Упоминания их кратки, но важно отметить, что речь в них всегда идет об одной и той же области – степях Северного Кавказа, прилегающих к Дербенту. Из этих свидетельств трудно сделать вывод об этнической принадлежности таинственных русов. Одни полагают, что это были остатки каких-то ираноязычных племен, другие называют их славянами. Предполагают также, что уже V-VI вв. в Среднем Приднепровье существовал могущественный славянский племенной союз под названием Русь. Позже, к Х веку, он будто бы распространил свою власть на всю восточную ветвь славянства, передав ей свое имя.

Сильным аргументом в пользу приведенной точки зрения может служить то, что описанная модель образования этнонима вообще является самой простой и естественной, а также то, что она неоднократно доказывала свою действенность в прошлом. Ведь именно так распространилось в древности на всю Италию славное имя римлян, а позже романоязычные галлы приняли имя французов от своих завоевателей франков. Если бы сходный вариант развития событий удалось серьезно обосновать для Руси, его с облегчением приняло бы большинство здравомыслящих людей. Проблема, однако, состоит в том, что теория южного происхождения этнонима «русь» вступает в неразрешимое противоречие с летописной традицией. Все попытки умеренных антинорманистов как-то сгладить это расхождение и найти в самой летописи факты, подтверждающие южное происхождение руси вряд ли можно признать убедительными. При всех своих мнимых или подлинных неясностях летопись очень категорична в этом пункте, так что спутать Прибалтику с Приднепровьем никак нельзя. Более последовательную позицию занимают, по-видимому, те антинорманисты, которые твердо и безоговорочно отбрасывают летописную версию происхождения руси. Весь комплекс известий, связанных с варяжским народом русь, Рюриком, его братьями, а также рассказ об их призвании на княжение эти историки с пренебрежением объявляют «варяжской легендой», инородным включением, противоречащим «общему духу» летописного рассказа. На самом же деле, говорят они, русь – это славянское или полуславянское (с иранскими корнями) племя (племенной союз), получившее свое наименование то ли от древних сарматов, то ли от реки Рось, на берегах которой располагался его исторический центр.

Историки, придерживающиеся противоположной точки зрения, могут, в принципе, согласиться с тем, что сюжет о призвании Рюрика именуется «варяжской легендой». Ведь мы и в самом деле имеем здесь дело с легендой, передававшейся изустно из поколения в поколение и записанной не ранее XI века. Более того, даже попав в летопись, она продолжала переделываться и обрастать новыми деталями (как это хорошо видно при сравнении Новгородской первой летописи и «Повести временных лет»). Другое дело, что слово «легенда» совсем не равнозначно слову «выдумка». Не секрет, что устная традиция может быть порой весьма точной. Так, например, рассказ о речи, с которой князь Святослав обратился в 971 г. к своим воинам накануне битвы под Доростолом дошел до нас в двух вариантах: летописном, отражающем, очевидно, устную традицию, и в записи современника, византийского историка Льва Диакона. Нельзя не признать, что суть сказанного передана обоими источниками поразительно схоже. Очень часто рассказ об историческом событии обрастает в легенде фольклорными деталями, но это не значит, что самого события не было вовсе. Так и в нашем случае – сакраментальная фраза, с которой словени, кривичи, чудь и весь будто бы обратились к Рюрику и его братьям («Земля наша велика и обильна…»), может статься, и не произносилась на самом деле; может статься, что и братьев у Рюрика никаких не было, но разве это опровергает сам факт призвания варягов? Пусть перед нами легенда, но она не могла не иметь под собой каких-то реальных оснований. Просто отмахнуться от нее историк