Для вонючей старушки Темзы он тоже припас решение. «Новая канализационная система!» – воодушевленно сулил он родным. Не далее как в прошлом году по собственному почину он лично вник в проблему, спускаясь, когда выдавалось время, с блокнотом в руке в бесконечные лабиринты водостоков, коллекторов, подземных каналов и выгребных ям под старым Лондоном. Он вызубрил всю систему, сотни миль, и, вдохновленный этим замечательным, хотя и зловонным достижением, разработал совершенно новый проект канализации, с которым осаждал городские власти – пока безуспешно.

От Лондонского моста железная дорога шла по высоким кирпичным аркам – они гигантским акведуком перекинулись над скученными жилыми кварталами Саутуарка, – и уходила к зеленым просторам Гринвича и Блэкхита, предоставляя пассажирам великолепный обзор окрестностей. «Ну и выдумщик», – подумала Эстер, в очередной раз выслушав планы мужа насчет канализации. Она посмотрела в окно и перебила супруга:

– Арнольд! Глянь туда! По-моему, это Мэри Энн!

Граф Сент-Джеймс расстелил чертежи на обеденном столе капитана Джонаса Барникеля, и почтенный моряк какое-то время безмолвствовал. Молодой Мередит, представлявший своего отца, с интересом следил за ним. Затем Барникель огладил свою пышную рыжую бороду и прохрипел:

– В жизни не видел такой красоты!

Перед ним лежали чертежи парусника. В год великой выставки пароходы уже уверенно притязали на долю в морском сообщении, но подавляющее большинство грузов перевозилось под парусом. А самым быстроходным, изящным и романтичным судном был клипер, борзая морей. Очертания клипера, представшие перед капитаном, обещали доселе невиданную ходкость.

Все изменилось благодаря американцам с тех пор, как всего пару лет назад их знаменитым клиперам с хлопком позволили участвовать в английской чайной торговле. Покинув Лондон с разнообразным грузом, корабли, гонимые северо-восточными пассатами, следовали в Атлантику, огибали южный африканский мыс и отдавались на волю бурных сороковых широт, которые несли их на Дальний Восток. В разгар лета они прибывали в китайские порты Шанхай и Фучжоу, бросали якорь среди джонок и сампанов и ждали первого урожая чайных листьев. Как только урожай попадал на суда, воцарялась суматоха: одни корабли отбуксировывались, подняв все флаги, другие рассыпались салютом, возвещая великую гонку на родину. Суда подставляли паруса южным пассатам; дозорные на побережье Кента высматривали первые мачты, и вот уже толпы спешили мимо Тауэра к Лондонским докам. За последние два года американские клиперы настолько превзошли английские суда, что положение стало унизительным.

Конкуренция пришпорила события. Лондонские моряки не собирались сдаваться. Они уже занялись снаряжением новых кораблей, быстроходность которых должна была побить все рекорды. За прообраз взяли старинные норвежские корабли – длинные, обтекаемые и прочные. Ныне на них красовалось целое созвездие парусов на трех высоких мачтах; число их доходило до тридцати четырех общей площадью тридцать тысяч квадратных футов холстины – клиперы нового класса могли пройти за три дня тысячу миль при полной нагрузке. Путешествие в Китай и обратно занимало сто дней, а то и меньше. Их строили в основном в Шотландии. Новый корабль, чертеж которого лежал перед Барникелем, должен был заменить нынешний уже через год.

– Как назовем? – осведомился граф. – Вам слово.

– «Шарлотта», – ответил Барникель.

«Бог свидетель, я обязан ей всем», – подумал он. Да, он был первоклассный моряк – и шкипер, насколько знал, не худший, к тому же был женат на старшей дочери Папаши, и это позволило ему купить долю в судне, а также сделало капитаном. Удобный георгианский дом и сад по Кэмбервелл-Гроув, стоявший на ухоженном лесистом склоне с видом на людные пристани Дептфорда, был куплен на деньги Шарлотты. «Когда бы не она, я так и жил бы внизу», – признавал капитан в душе. Теперь он и сам встал на ноги, но с удовольствием представлял, как вскоре приведет свою некрасивую женушку и детей в Блэкхит и скажет старику-тестю: «Мы с графом назвали клипер в честь Шарлотты».

Джонас Барникель владел пятой частью «Шарлотты», еще одной пятой – банкир Мередит, отрядивший сегодня сына. Тремя же пятыми распоряжался благородный граф Сент-Джеймс, который, как и его дед, делал ставки на все подряд. Намерение графа поставить на новый клипер всяко не было легкомысленным. Огромные ставки на то, какое чайное судно вернется первым, делались ежегодно. Граф решил сорвать тройной куш: обзавестись лучшим судном, приобрести груз и выиграть пари. Он был знаком с Джонасом Барникелем уже пять лет, и они полностью доверяли друг другу.

Но молодой Мередит – темная лошадка. Недавний выпускник Итона, он испросил у отца разрешение попутешествовать год, а уж потом вступить в полк. Поскольку Барникель собрался в Индию, банкир попросил капитана захватить с собой юношу. Сегодня они познакомились, и Барникель уже удостоил его нескольких острых, оценивающих взглядов. Симпатичный малый – рослый, с каштановой шевелюрой, спортивного сложения. Несомненный молодой джентльмен, но что у него на уме?

– Мы собираемся отобедать с моим тестем, – сказал Барникель. – Может быть, мистеру Мередиту угодно присоединиться?

Это было импровизированное приглашение.

– Что ж… – замялся молодой человек и вопросительно глянул на графа, который кивнул. – С большим удовольствием. Если вы уверены, что ваш тесть не будет против.

– О нет, Папаша не будет против, – уверенно заявил Барникель. – Он любит новых людей.

Спустя полчаса семейство Барникель и Мередит со всеми удобствами устроились в экипаже, и тот покатил по старой кентской дороге к Блэкхиту. Тут молодой человек привлек всеобщее внимание к предмету в небе. Шарлотта Барникель схватилась за голову и воскликнула:

– Джонас! Это же Мэри Энн!

Ветерок был легчайший, как раз достаточный для путешествия. Пальцы Мэри Энн впились в борт корзины, которая угрожающе накренилась и заскрипела по мере того, как внизу начали тревожнейшим образом уменьшаться окрестности Воксхолл-Гарденз.

– Боишься? – прокричал в ухо муж.

– Конечно нет! – соврала она.

Механик наградил их ободряющей ухмылкой, и огромный золотисто-синий шар бесшумно рванулся в чистое небо к солнцу – величественный и неукротимый. Мэри Энн еще несколько секунд переживала неимоверный ужас парения над бездной, свойственный новичкам. Мелькнула мысль, что дно обязательно вывалится. Руки, казалось, вцепились в корзину так, что вовеки не оторвать, и она дико улыбнулась Буллу. А тот весело крикнул:

– Теперь ничего не поделаешь, сама захотела!

В панораме Воксхолл-Гарденз не было ничего примечательного. И виновны в том были не только убогие улицы, обступившие парки с откровенным намерением их задушить, но и железная дорога, которая пролегла по кирпичному виадуку и нарушала окрестный покой грохотом, лязгом и дымом. Район Воксхолл-Гарденз бесславно погибал. Но воздушным шарам еще было откуда взлетать, что они часто и делали. Люди привыкли к таким полетам и зарисовывали сверху город или отправлялись на пари в рискованные путешествия до самой Германии. Недавно один собрался взлететь не в корзине, а верхом на коне. Смотреть сбежалась нешуточная толпа. А сегодня на глазах лишь у нескольких любопытных местных жителей Мэри Энн с Буллом совершали недолгий взлет, которому, если все пойдет хорошо и не переменится ветер, предстояло завершиться где-то в Блэкхите.