разнообразных цветов, и Вася с Любой заявили, что только ради этой поляны стоило подниматься на гору. Дошли до грибных мест. К сожалению, грибов не было. Хотя я и нашел 4 белых, до сборов образца 1986 года, когда я нашел здесь пару грибов по 30 см высотой, было очень далеко. Зато, как никогда, было много черники. Мы набросились на ягоды, а Олег даже нарвал в карманчик для своей Сашеньки. Правда, на обратной дороге, как он этот карман ни оберегал, его содержимое превратилось в жидкую кашку и дома он вычерпывал это черничное пюре ложечкой. Я советовал ему посыпать его сахаром и есть прямо из кармана. Я тоже нарвал наиболее пышных веточек для Вити и донес их более менее в сохранности. Сережа чернику не ел. Домой спускались напрямик, по заросшим дорогам и вышли к охотничьей вышке для охоты на кабанов, где впоследствии Гриша с Олегом организовали засаду.

Выпивка и еда. С едой, как всегда, был полный порядок. Молоко брали у знакомой тетки, овощи (хоть и по диким ценам) закупили в Черновцах, помидоры Гена завез из Киева. Мяса хватало – шашлыки ели почти каждый день. Во вторник взяли барана. Вася его профессионально разделал и вечером мы запекли смазанные аджикой и чесноком ребрышки на углях – получилось очень вкусно. Из остатков варили суп и жарили шашлыки – в общем, ели три дня. Выпивки хватило и на потребление и на товарный обмен – за 1 литр спирта выменяли 160 (!) литров бензина. Лучше всего шло пиво. Немного спирта даже осталось, и мы привезли его в Черновцы. Пили, против ожидания, очень скромно. Кофе не было, но было много чая. Однажды вечером, в темноте, кто-то ненароком столкнул в чайник стельку со старых кедов, развешанных вокруг костра для просушки. Все потом пили чай со стелькой, удивляясь богатству вкусовой гаммы индийских чаев. Любе напиток так понравился, что она разогрела остатки этого чая еще и утром и пила, любуясь густым цветом напитка. Я, как всегда, ушел спать рано и мне этого чая не досталось. В последний день ребята съездили в село и купили пару бутылок чудного молдавского напитка "Стрелучитор", который они любовно называли "стругараш". После первой же рюмки Вася с округлившимися глазами взял бутылку в руки и задумчиво посмотрел на просвет.

Некоторые действующие лица.

Гриша. Насколько я понял, Гриша сильно сожалел и глубоко раскаивался в том, что поехал с нами в Карпаты, как, впрочем, и Олег – в том, что его пригласил. После похода за Сирет он мне сказал, что, мол, все – с него достаточно, и основную массу времени просидел в лагере, отрабатывая упражнения с нунчаками. Каждую свою речь Гриша начинал с фразы: "А вот на Десне…" и ею же заканчивал. За эту неделю я узнал о реке Десна больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. Причем все сведения, посвященные отдыху в палатках, рыбалке, лодочным прогулкам оказывались окрашенными в глубокие розовые и голубые тона. В общем, ностальгия по Десне и связанным с нею самым светлым моментам в Гришиной жизни доходила у него до крайней степени. Все это, правда, не мешало ему регулярно выпивать пару-тройку полновесных порций водочки, с аппетитом закусывая их грибочками или шашлычком – по ситуации. Несмотря на клятву, данную им на второй день, Гриша постепенно начал оправляться от душевной травмы, нанесенной ему в первом походе и сначала робко, а затем все смелее и дальше гулял вдоль дороги, ведущей на вырубку. Там же на дороге он и увидел кабана. Ну здесь уже сказался талант охотника. Мы с Олегом забирались в самые дикие места, но, кроме птичек, никакой дичи не видели, а Гриша отошел на 200 метров от лагеря и сразу же наткнулся на кабана. Потом он с ружьем пару раз выходил ночью, в кого-то стрелял, но смертельно раненная дичь все же успевала в последний момент скрыться в темноте. Как я уже отмечал, главной темой Гришиных рассказов был отдых на Десне. Причем Гриша и Гена исполняли партию дуэтом – Гриша рассказывал, а Гена украшал повествование живописными деталями. Два таких рассказа мне очень понравились.

Однажды летом они отдыхали в палатке рядом с другими такими же дикарями. Как-то к вечеру соседи привезли в лодке деда. Весь день деда не было видно, а ночью послышались глухие удары, а затем хриплый вопль смертельно раненого существа. Гена с Гришей вскипешнулись, но решили подождать до утра. На следующий день соседи, как ни в чем не бывало, купались, загорали, готовили еду. Дед не показывался. К вечеру крик повторился. Гриша с Геной обсудили положение и решили, что в соседней палатке происходит убийство, причем убивают именно того деда и убивают медленно, по-садистски. Схватив в руки по металлическому предмету, они ворвались на соседскую территорию, чтобы освободить жертву, и увидели петуха, привязанного около палатки, который от испуга забил крыльями по земле и заорал тем самым хриплым человеческим криком, который они слышали в своей палатке.

В другой раз они охотились на лодке. Вдруг на воду сели четыре северные гагары. Гена с Гришей таких птиц видели впервые и решили овладеть добычей. Но подбить сидящую на воде птицу очень трудно, к тому же гагары прекрасно ныряли. Ребята действовали так: заряжали двухстволки, подъезжали на моторке как можно ближе к птицам и палили по ним из 4 стволов. При этом в запале они как-то забыли об окружающих. В общем, шума было много. Со стороны могло даже показаться, что идут небольшие воинские учения. Перепуганные рыбалки, во множестве сидевшие вдоль берегов реки, на скорую руку окопались и из укрытий крыли охотников отборным матом. Где-то через час сумасшедшей гонки вдоль и поперек реки им удалось подбить гагар. Добычу поделили по-братски – по 2 штуки. Гриша принес свою часть домой и приказал теще готовить. Неприятности начались сразу же – перья у гагар не вынимались. Не помогло и обливание кипятком. В конце концов, Гриша кое-как содрал с птиц перья вместе с кусками шкуры. Затем он взял эмалированный тазик и поставил птиц в духовку тушить. Еще в момент потрошения он почувствовал несколько странный запах, исходивший от тушек, но не обратил на него особого внимания. В процессе приготовления запах резко усилился, так что на кухне долго находиться было нельзя. Теща предложила Грише заканчивать процесс самому и ушла к соседям. В этот момент, по словам Гриши, у него зародились первые сомнения