стороны они считали свою войну куда более оправданной, чем войну знати, потому что те воевали за сохранение своей мощи, своего богатства и всего сопутствующего этому. У конверсо тоже были эти цели, но то, что заставило их пойти на крайние шаги, это необходимость защищать их более важные жизненные интересы. Они воевали за свои права — а на самом деле, за выживание. В таких, в основном, оборонительных и неизбежных перед лицом альтернатив сражениях едва ли исключаются какие-либо средства. Что бы ни помогло разбить противника, будь то политическое или военное средство, вряд ли оно будет исключено из арсенала по моральным соображениям. Марраны не могли видеть это иным образом.

Но марраны считали себя правыми не только с точки зрения морали военного времени, но и с позиций морали мирного времени. Амадор де лос Риос рассматривал их сговор против Альваро де Луны как акт предательства, неблагодарности и моральной извращенности. Но он так думал потому, что не принял во внимание события, предшествовавшие конфликту, и их причины. Согласно Амадору это было порочным намерением, породившим порочный план, и таким образом он изобразил конверсо злодеями, а Альваро — их невинной жертвой. Действительность, тем не менее, была иной. Не конверсо напали на коннетабля, а коннетабль напал на конверсо, и если здесь и был замешан какой-то элемент предательства, то, безусловно, не со стороны конверсо, а скорее со стороны Альваро.

Мы считаем, что так конверсо видели все это дело со своей точки зрения. Как бы глубоко они ни копались в своем поведении, политическом или религиозном, они не могли найти ничего, что бы оправдывало такое кардинальное изменение в позиции Альваро. Следовательно, они пришли к выводу, что единственной к тому причиной было его желание контролировать Толедо и таким образом обеспечить и продвинуть свои интересы. Практически это означало, что он платил за приобретение своих выгод их правами, их собственностью и даже их жизнями. В их глазах он был виновен в поведении, делающим его непригодным для государственной должности, и это в основном диктовало их позицию. Они считали себя обязанными служить Альваро и помогать ему, пока он вел себя как первый министр короля, то есть пока они могли искренне верить, что он действовал для блага общества. Но теперь, когда он присоединился к их врагам, которые глумились над законами, защищавшими всех граждан, и не служили более интересам страны, а только интересам одной радикальной группы, такая вера перестала быть возможной. Следовательно, конверсо уже не видели себя обязанными поддерживать его. Наоборот, они видели свой долг в том, чтобы воевать с ним.

Таковой, несомненно, была моральная позиция конверсо в их конфликте с Альваро де Луной, и эту позицию их главные лидеры, такие как Алонсо де Картахена и Фернан Диас де Толедо, могли бы публично защитить с блеском и уверенностью, что они вправе сделать это. Однако они были лишены такой возможности самой природой борьбы, которую они вели, то есть подпольными методами ведения военных действий. На самом деле, они были настолько скрытными, что даже через много лет после смерти Альваро они считали жизненно важным хранить свой секрет. Поэтому хронисты XV в., даже те, которые не подверглись цензуре, нашли очень мало свидетельств в поддержку подозрений, которые их авторы, несомненно, питали. Поэтому и сегодня требуется так много усилий, чтобы обнаружить следы некоторых шагов, которые вели к эшафоту в Вальядолиде.

III. Круг замкнулся

Каким бы незаконным ни выглядел смертный приговор Альваро в глазах многих ведущих юристов Кастилии, не может быть сомнения в том, что его публичная казнь подняла престиж Хуана II как в глазах простонародья, так и в глазах знати. Монарх, который мог послать на эшафот Альваро, не мог более выглядеть как марионетка своего знаменитого всесильного фаворита. Теперь Хуана II видели королем, который мог принять трудные решения и выполнить их, какие бы трудности ни пришлось преодолеть. Теперь он неизбежно воспринимался как тот, кто способен подчинить себе любого в королевстве, кого он ненавидит, и любого, кто пытается ему противостоять. Кроме того, теперь его стали считать гораздо более жестоким и мстительным, чем принято было думать раньше. Некоторые из аристократов, которые давно уже жаждали занять позицию Альваро при дворе, теперь должны были крепко подумать. Как выяснилось, контролировать Хуана II вовсе нелегко, вступить в противоречие опасно, и те, кто задевали его, рисковали понести жесточайшую кару.

Если таковым был урок, извлеченный из падения Альваро, то урок, извлеченный городской олигархией, в особенности ее предводителями, имевшими долю с королем, не мог сильно отличаться. В особенности это должно было относиться к некоторым, если не ко всем, лидерам Толедо, города, чье неподчинение королю стало символом его облика. Выйдя только что из состояния мятежа после долгих и тяжелых переговоров, они знали, что король согласился простить их и сделать им важные уступки в обмен на повиновение. Но они также знали, что согласие короля было делом рук Альваро де Луны, и теперь, когда всесильного коннетабля больше нет, его достижение может уйти вместе с ним. Король мог объявить свое согласие недействительным, продуктом обмана и дезинформации по вине павшего министра. На деле, подобная возможность выглядела не только весьма возможной, но и обязанной превратиться в реальность скорее раньше, чем позже.

Они знали, что падение Альваро совпало с феноменальным ростом влияния Докладчика, и они могли не сомневаться в том, что этот умнейший человек, который теперь фактически завладел властью, вскоре повлияет на короля с тем, чтобы тот дал новые распоряжения, касающиеся конверсо. Докладчику не составило особого труда убедить короля в том, что законодательная дискриминация против конверсо в Толедо, которая пошла против национального закона, является гноящейся раной на политическом теле Кастилии и что авторитет и власть короля пострадают, если толедцам будет позволено поступать, как им заблагорассудится. Никакой довод не мог бы сильнее подействовать на короля, который, несомненно, думал в этом направлении.

Но кроме позиции Докладчика в этом вопросе, которая сама по себе могла быть решающей, здесь имел место еще один фактор, который заставил толедцев понять ненадежность их ситуации. Этим фактором являлась роль, которую Фрай Лопе де Барриентос, епископ Куэнки, играл в новой администрации. Толедцы, конечно, были в курсе того, что Фрай Лопе, теперь один из двух главных советников короля[2213], являлся стойким союзником «новых христиан» и безусловным противником «Толедского статута» и антимарранской политики, которую он представлял. И таким образом, перед лицом объединенных сил короля, Докладчика и неукротимого епископа толедцы поняли, что,