— Что вы имеете в виду?

— Среди бумаг моих хозяев, а их у Линта, Линта и Популара огромное множество, имеется особый небольшой архив, сохраняемый и, следует заметить, охраняемый с особым тщанием. Работая в конторе в течение семи лет и зарекомендовав себя в глазах моих нанимателей человеком порядочным и ответственным, я получил наконец доступ к делам, хранящимся в каменной комнате без окон за обитой железом, словно в банковском подвале, дверью. Поверьте, там скрыты такие секреты империи, что я был бы последним дураком и форменным самоубийцей, заикнись только вслух о подобного рода вещах. Там я и обнаружил — совершенно случайно, разумеется, поскольку не знал тогда, как сложатся в дальнейшем обстоятельства, — бумаги семьи Фокко. Герцоги Фокко еще два поколения назад были сильным и значимым родом, с ними считались даже Верны.

— Это так, — кивнул ди Крей, даже не отдавая себе отчета в том, что впервые со дня своего странного «воскресения» ни разу не совершил бесконтрольного поступка. Этот был первый, но и то сказать, сейчас Виктор отчетливо вспомнил историю дома Фокко. Другой вопрос, откуда он ее знал, но на вопросы такого рода ответов зачастую не существовало.

— Нынешняя герцогиня бездетна, и у нее нет других близких родственников, которые бы однозначно — в соответствии с законом — ей наследовали. Мне не хотелось бы вдаваться в личные тайны герцогини, но она получила титул при весьма сомнительных обстоятельствах, и ее положение, откройся правда об этих обстоятельствах, оказалось бы весьма затруднительным. Разумеется, это эвфемизм, но, конечно же, я не открою вам правды о всех тех грехах, что лежат на совести герцогини. Тем не менее отмечу, что герцогиня была кровно заинтересована в том, чтобы некоторые факты не получили огласки. Например, тот факт, что у младшего — и ныне давно покойного — сына герцога Миеса Фокко, правившего до герцогини Амалии и даже еще до ее предшественника — Федора, имеется родная и вполне законнорожденная дочь. Ваш отец, Тина, Захария Фокко был обвенчан с вашей матерью. Вера Монк была дворянкой, хотя и не из самых родовитых. То, что случилось после вашего рождения, достойно быть описано в романе, но сейчас нам важны лишь факты. Ваша мать умерла родами, отец погиб во время Второй войны Чинков, а вы оказались в Але, в приюте для девочек. Смерть герцогини означает, что любой, в ком течет кровь Фокко, может предъявить права на титул и состояние. Любой! — поднял вверх палец Сандер. — И никто не собирается искать какого-то определенного наследника. Но если наследников будет больше одного, их происхождение и права должна будет изучить геральдическая комиссия министерства двора. Ваши права, моя леди, бесспорны. Никто не сможет соперничать с вами в чистоте крове и близости родства, но для того, чтобы вас признали герцогиней Фокко, вам следует прибыть в Ландскруну до Перелома, а точнее, до двенадцати пополудни тридцать первого студня сего года.

— Герцогиня Фокко… — покачал головой Ремт, внезапно забывший, что он всего лишь «придурок». — Весьма!

— Это ведь одна из пятнадцати владетельных особ империи и член совета пэров, я права? — Комментарий принадлежал даме аллер’Рипп и звучал более чем драматично.

— Допустим! — поднял руку ди Крей. — Допустим! Но что, если ваши наниматели, эти, как их, Линт, Линт и Популар, не отдадут нам подлинные документы барышни. Что тогда?

— Нам не нужна их благотворительность, — сухо улыбнулся Сандер Керст. — Я впервые в жизни совершил должностной проступок, но победителей не судят, не так ли? Все документы спрятаны в надежном месте.

— В чем ваш интерес, Сандер? — спросил ди Крей. — Только не говорите, что вы альтруист и действуете совершенно бескорыстно!

— Не скажу! — Керст встал и сложил руки на груди, он был бледен, но решителен. — Герцогиня Фокко богата и влиятельна. Если она проявит всего лишь толику благодарности к тому, кто вернул ей судьбу, я стану тем, кем был рожден и воспитан, — благородным лордом, а не стряпчим, носящим клейменый меч. Если же она окажется еще и щедрой, будущность моя будет обеспечена, и ради этой возможности я готов рискнуть жизнью.

— Хорошо сказано, сударь! — протянула ему руку Адель аллер’Рипп.

«И как славно, что ты не стал врать, что просто влюблен в нашу бедную сиротку…»

1

Третий день полузимника 1647 года

— Хорошо сказано, сударь! — Адель и сама не ожидала, что ее так растрогает рассказ Сандера.

— Хорошо сказано? — уже с вопросительной интонацией повторил за ней Ремт. — Хорошо? Что хорошего? И что сказано?

— Что это меняет? — поднял бровь ди Крей.

— Многое! — Ада отпустила руку Керста и повернулась к Тине. — Я знала твоих родителей, девочка, вот в чем штука!

— Вы — что? — не поняла Тина, выглядевшая сейчас совершенно разбитой и несчастной.

— Вы? — одновременно с ней воскликнул Сандер, его слова Ады потрясли, казалось, до глубины души.

— Я! Вы! — махнула она рукой, понимая, что пути назад нет. — Это мои счеты с девочкой и ни с кем больше.

«Что я творю! Что, во имя всех жаровен и котлов ада, я творю!»

— О чем это вы? — Ди Крей, кажется, кое-что ухватил. Не понял, нет, но ощутил за ее словами некое подобие второго смысла, что-то, о чем она не сказала вслух.

— Я была знакома с Верой Монк, — медленно произнесла она.

Медленно, а быстрее и не получилось бы, так сжимали горло спазмы давнего горя, почти ровным голосом и с застывшим, словно маска, лицом. Эту маску Ада чувствовала изнутри, она стягивала живую плоть ее лицевых мышц. Было больно. Хотелось кричать.

— Вернее, раньше я была знакома с Захарией Четамом. В то время, как и позже, он носил имя, когда-то принадлежавшее боковой ветви рода. Несколько позже, и при совсем иных обстоятельствах, я познакомилась с Верой. Оба они, и Вера, и Захария, были достойными людьми и моими близкими друзьями, — между тем продолжала она, наблюдая за собой как бы со стороны. — К сожалению, меня не было рядом, когда родилась ты, Тина… Я даже не знала… Впрочем, к чему слова. Обстоятельства изменились, господа, поскольку теперь, когда Захарии и Веры нет в живых, я чувствую себя обязанной помочь их дочери. Это все.

— Это ничего! — возразил ди Крей. — Это красивости и банальности, сударыня! И не смейте сверкать на меня глазами! Я нанялся провести вас через Старые графства, но предупредил: горы Подковы непредсказуемы. Что с того, что вы лично знали родителей барышни? Это отменяет войну между мерками и фрамами? Или, может быть, эта малость способна остановить зиму? Вы же выросли в этих горах…

— Вот именно, — криво усмехнулась Ада. — Я здесь выросла, сударь, и да, я могу провести вас на северо-запад короткой дорогой.

— Насколько короткой? — кажется, Ремту надоело изображать недалекого балагура.

— Завтра к вечеру мы можем быть уже в пределах графства Квеб.