— Джорди, ты слишком остро реагируешь, — сказала ему Джессика. — По-моему, очень разумно встретиться в городе, и вообще ты должен быть благодарен и за это. Не надо везде выискивать какие-то несуществующие подводные камни.

— Хорошо, ладно, ты права, признаю.

Но успокоительные слова Джессики помогли лишь на короткое время. Джорди с головой ушел в свои переживания и с трудом мог сосредоточиться на работе, а дома был заторможенным и рассеянным.

— Слушай, это мне полагается страдать и раздражаться, — ворчал Флин. — Ты же влюблен и должен просто светиться от счастья. Давай, прекращай злиться и нервничать.

Ко вторнику и Джессика, и Флин пришли к единому мнению, что чем скорее Джорди станет официально встречаться с Молли, тем будет лучше для всех.

— Еще никогда не видел его таким, — пожаловался Флин.

— Да он просто переживает, вот и все. Это же девушка его мечты, не забывай.

— Уж тут забудешь! Он уже утомил меня всем этим. Как тебе кажется, Джессика, у него что-нибудь получится с Молли?

— Могу точно сказать, что знаки очень хорошие, если говорить со стороны женщины, дорогой. Мы должны пожелать ему огромной удачи на завтра.

Джорди расспросил Джессику, знает ли она какое-нибудь хорошее место, куда бы он мог повести Молли, и Джессика предложила ему «Кафе-Фиш» на Пантон-стрит. «Девушки любят рыбу», — объяснила она, а потом добавила, что Молли наверняка не ожидает от него такой проницательности. «Отлично», — обрадовался Джорди и заказал на подходящее время столик на двоих.

Снова он пришел на свидание слишком рано и, ругая себя за абсурдное нетерпение, зашел в зал игральных автоматов и попытался отделаться от своего сдерживаемого расстройства и раздражения с помощью различных игр-имитаторов гонок. Обычно он таким образом приятно проводил время, но на этот раз проиграл уже на втором уровне. Но все равно уже было пора уходить. В толпе на Пиккадилли он почувствовал, что не может совладать с нервами. Да что с ним творится? Почему он в таком состоянии? От напряжения его всего колотит. Надо взять себя в руки.

Молли пришла через минуту-две после него, и когда Джорди ее увидел, то почувствовал, как его переполняют чувства. Больше всего на свете он хотел, чтобы Молли принадлежала ему. Он испытывал вожделение к сотням женщин, начиная с Алисы Тейлор в школе и заканчивая Ульрикой Джонсон, но этим желаниям не суждено было исполниться. А теперь, рядом с Молли, он был ближе, чем когда-либо, к своей мечте. Но если он все испортит тогда, когда до финиша ему остался последний рывок, тогда… он просто не в силах думать об этом.

— Боже, Джорди, шикарно выглядишь.

Она поцеловала его в этот раз в губы, и Джорди отметил для себя этот факт. Он никогда не интересовался одеждой и обычно носил джинсы и свитер. На этот раз у него не было времени переодеться после работы, поэтому на нем был деловой костюм.

— На самом деле я ненавижу костюмы.

Он понимал, что это прозвучало грубо, а поэтому поспешил добавить:

— Ну что? Выпьем?

— Хм, да, джин-тоник, пожалуйста.

Джорди ждал, пока их обслужат, но никак не мог придумать, что бы еще сказать. «Ну, давай же, — думал он про себя, — возьми себя в руки». Допив напитки в баре, они пошли в зал ресторана и сели за совой столик. За едой они разговаривали, но между ними уже не было той непосредственности, как было в их две предыдущие встречи. Джорди знал, что сам в этом виноват, знал, что позволяет своей Венере ускользать прочь, но это только заставляло его все больше страдать. Когда перед ними положили меню десертов, Молли отложила его в сторону и сказала:

— Джорди, с тобой все в порядке?

— Да, конечно, отлично. А что?

— Просто ты как-то отдалился, будто тебя что-то заботит, вот и все.

— Правда? Извини.

Джорди сделал большой глоток пива. Молли смотрела на него вопросительно. Он должен совладать с собой, и быстро.

— Послушай, извини, я… хм. — Он глубоко вдохнул: — Молли, я…

Он снова прервался на полуслове и огляделся по сторонам.

— Что такое, Джорди? Я что-то не то сказала? Что случилось? — нахмурилась она.

— Боже мой, да нет же, ничего страшного, как раз наоборот. Молли, мне еще никогда… — Он запнулся, опустил глаза, а потом опять стал смотреть на нее: — …никогда еще никто мне так в жизни не нравился… как ты. Вот в чем все дело. И я чувствую себя невероятно глупо и переживаю, что ты не испытываешь ко мне таких же чувств. Мне так понравилось, как мы провели субботний день. Не припомню, чтобы у меня был другой такой великолепный день в жизни, и мне бы хотелось провести еще много таких дней, много-много. Скажи мне, избавь меня от страданий, я сейчас выгляжу глупо и делаю из себя полного придурка, да?

— Да, — улыбнулась Молли.

Разве могут эти зубы быть еще белее?

— Почему, по-твоему, я захотела провести с тобой целый день в субботу или вот пообедать с тобой сегодня вечером? Давай, подумай, — предложила Молли, откидывая волосы назад.

Она подозвала официанта и сказала, что они вернутся через минуту, а потом взяла Джорди за руку и повела наружу. На улице она обняла его за шею и поцеловала. Долгим, проникновенным, страстным поцелуем. Это был самый сладостный момент в его жизни.

— Ух ты, — выдохнул он. — Я бы согласился провести так целую вечность!

Молли лукаво улыбнулась и пошла обратно в ресторан. Облегчение, чувство победы, несказанная радость переполняли Джорди. Он хотел взлететь в небо и кричать от счастья, но вместо этого пошел вслед за Молли и заказал еще одну бутылку вина и пудинг, который они вместе с аппетитом съели.

Два месяца назад пресс-конференция в «Ритци» казалась Флину хорошей идеей. Он даже урегулировал это дело с Мартиной. «Да, отлично, для Бруклина это будет здорово, Флин», — согласилась она. Это едва ли грозило оказаться пиком его раскрутки в Британии, но в «Ритци» было замечательно, и Бруклину понравилась идея сидеть на сцене в южном Лондоне и болтать с людьми о своем фильме. И до тех пор все шло именно так, как Флин надеялся: слава и многочисленные интервью были для Бруклина все еще делом новым и захватывающим. Вместо того, чтобы впопыхах отделываться от журналистов заученными усталыми фразами, он очаровал интервьюеров своей свежестью и готовностью придумывать оригинальные ответы на их вопросы. В результате он и его фильм был широко разрекламирован в прессе, и все в офисе похлопывали в знак одобрения Флина по спине.

Бруклин явно был собой доволен и радостно беседовал с Флином в перерывах между интервью, расспрашивая его о том, что происходит в мире британского кино, о Лондоне и что ему бы следовало знать о следующем интервьюере. В «Ритци» все, казалось, шло гладко. Был аншлаг после премьеры, пресс-конференция хорошо стартовала и Бруклин продолжал ее с победным очарованием.

А потом все пошло не так, как надо. Женщина из последних рядов зала внезапно сказала: «Ваш фильм — это чушь собачья, и все, что вы сейчас говорите, — тоже чушь. Что мне бы хотелось знать, так это то не будете ли вы так любезны вернуть мне деньги?» Бруклин застыл и не мог и слова вымолвить. А потом еще двое потребовали назад свои деньги. Собравшиеся в кинозале люди начали перешептываться. Кто-то крикнул, чтобы они заткнулись и валили отсюда. В зал вошли двое служащих и пошли вдоль проходов, пока не оказались напротив ряда с возмутителями спокойствия, но к этому моменту один из мужчин кричал: «Так что? Вернешь деньги?» Множество людей начало защищать онемевшего Бруклина, в то время как другие присоединились к инакомыслящим. Служащие просили людей покинуть помещение.