Улица описывает плавную кривую, впадая в главную дорогу там, где та покидает город. Отдельно стоящая церковь Святой Троицы увешана бесчисленными военными стягами. Глядя из высокого окна на город (как я в день убийства), вы ощущаете близость крепости и замка. Если посмотреть налево, в поле зрения появится Круглая башня, отражающаяся в зеркальных стеклах. Но в дождливые дни, когда сыплет противный мелкий дождь и облака нависают над головой, крепость словно уменьшается — любительский рисунок, наполовину стертый. Ее очертания смягчаются, острые края сглаживаются; она съеживается под натиском сырости с реки, выглядит скорее как укутанная в туман гора, нежели как замок, построенный для королей.

Дома по правую сторону от Тринити-плейс — я имею в виду, по правую сторону, если встать лицом к окраине, могут похвастаться обширными садами, каждый из них ныне поделен между тремя-четырьмя арендаторами. В начале 1980-х Англия успешно сопротивлялась запаху горения. Отдающие углеродом ароматы барбекю по выходным были неведомы широкой публике, властвовали только в приречных питейных палаццо Мэйденхеда и Брея. Наши сады, безукоризненно сохраняемые, почти не посещались; на улице не попадалось никаких детей, только молодые пары, которые еще не обзавелись потомством, и пожилые пары, которые в лучшем случае открывали двери лишь для того, чтобы выпустить гостей вечеринки на террасу. В теплые дни лужайки грелись на солнышке, никем не оскверняемые, а кошки, свернувшись клубком, мирно дремали на прогретой почве облицованных камнем клумб. По осени кучи палой листвы тихо сгнивали в пустынных двориках, время от времени листья сгребали раздраженные владельцы нижних квартир. Зимние дожди пропитывали влагой кустарник, и некому было о нем позаботиться.

Но летом 1983 года этот тихий и спокойный уголок, куда не заглядывают обычно ни шоперы, ни туристы, очутился в фокусе внимания всей страны. За садами домов номер 20 и 21 раскинулась территория частной клиники: сама она занимала красивое бледное здание на углу. За три дня до убийства премьер-министр приехала в эту клинику по поводу незначительной микрохирургии глаза. С тех пор район лишился покоя. Чужаки распихивали местных жителей. Газетчики и телевизионщики перекрыли улицу и припарковали свои авто на подъездных дорожках без всяких разрешений. Они раскатывали взад и вперед по Спиннерз-уок, тянули провода, слепили фонарями, взгляды неизменно обращались к больничным воротам на Кларенс-роуд, шеи сгибались под тяжестью камер на ремнях. Каждые несколько минут они толпой срывались с места, сходились коллективом в своих камуфляжных куртках, как бы успокаивая друг друга — мол, пока ничего не происходит, но рано или поздно обязательно произойдет. Они ждали и, коротая ожидание, пили апельсиновый сок из пакетов и пиво из банок; ели, роняя крошки на себя и на землю, засоряли аккуратные клумбы грязными бумажными салфетками. У пекаря с верхней части Сент-Леонардс-роуд все булочки с сыром закончились к 10 утра, а вся прочая выпечка — к полудню. Местные кучковались на Тринити-плейс, сложив пакеты с покупками у низкой ограды. И обсуждали, за что им выпала такая честь и когда суматоха закончится.

Виндзор не то, что вы думаете. Там живет интеллигенция. Стоит пройти от замка до конца Пескод-стрит, и вы убедитесь, что город населяют не только «роялистские лизоблюды»; пересекая развязку на Сент-Леонардс-роуд, при большом желании можно углядеть тайных республиканцев. Тем не менее, на местных выборах у социалистов практически не было шансов, и население даже разочарованно ворчало: дескать, им следовало показать свою силу тактическими маневрами и продемонстрировать боевой дух, посещая всякие культурные события в центре искусств. Недавно перестроенный из пожарного депо центр представлял собой площадку, где нашли приют многочисленные поэты-любители и где разливали из пакетов кислое белое вино; в субботу утром проводились занятия по личностному росту, йоге и изготовлению картинных рам.

Но когда миссис Тэтчер приехала в клинику, местные диссиденты разом высыпали на улицы.

Они собирались небольшими группами, рассматривали журналистов и поворачивались спинами к больничным воротам, за которыми целый ряд драгоценных парковочных мест был маркирован табличкой: «ТОЛЬКО ДЛЯ ВРАЧЕЙ».

Одна женщина сказала:

— У меня докторская степень по философии, и я часто думаю, а не припарковаться ли там. — Было еще рано, буханка, купленная в пекарне, не успела остыть; она прижимала хлеб к себе, как домашнее животное. — Знаете, кругом столько предрассудков!

— И кинжалов, — добавила я. — Мой нацелен прямиком в ее сердце.

— Вы молодец, — сказала она восхищенно. — Я слыхала, вы активнее всего выступаете.

— Приходится, — ответила я. — Надеюсь, мистер Дугган меня переплюнет.

— Вызвали его на субботу? Дуггана? Ох, какая честь. Лучше бегите. Если вы с ним разминетесь, он вас засудит. Акула, а не человек. Но что вы можете сделать? — Она порылась в сумке, поискала ручку. — Дам вам свой номер. — Записала телефон на моей ладони, поскольку ни у кого из нас не оказалось при себе ни листка бумаги. — Позвоните мне. Вы ходите в центр искусств? Можем как-нибудь посидеть вдвоем, выпить по бокальчику.

Я поставила бутылку воды «Перье» в холодильник, и тут в дверь позвонили. Я как раз думала: сейчас мы этого не подозреваем, но наверняка впоследствии будем любовно вспоминать времена миссис Тэтчер — новые знакомства, заведенные на улице, треп о сантехниках, которые обслуживали по несколько домов… В домофоне, как обычно, слышался сплошной треск, будто кто-то поднес микрофон к костру.

— Заходите, мистер Дугган, — сказала я. Проявить немного вежливости никогда не помешает.

Я жила на третьем этаже, подниматься приходилось по крутой лестнице, а Дугган был грузноват. И потому я несказанно удивилась тому, как быстро он сумел взобраться.

— Привет, — сказала я. — Сегодня вам удалось нормально припарковаться?

На лестничной площадке — скорее на верхней ступеньке, такой маленькой была сама площадка, стоял мужчина в дешевой куртке. «Ни дать ни взять сын Дуггана», — подумалось мне.

— Бойлер? — спросила я.

— В точку, — отозвался он.

Он тяжело переступил с ноги на ногу, двинулся вперед, неся мешок с инструментами. Теперь мы очутились нос к носу в крошечной прихожей. Его куртка, чрезмерно теплая даже для английского лета, заполняла пространство между нами. Я отступила.

— И что с ним? — уточнил он.

— Стонет и хрипит. Знаю, на дворе август, но…

— Нет-нет, вы правы, нельзя доверять погоде. Ребра горячие?

— Местами.

— Воздух в системе, — поставил он диагноз. — Пока жду, я могу его стравить. Если хотите. Если у вас есть ключ.

Именно тогда меня посетило подозрение. Пока жду, сказал он. Ждет чего?

— Вы фотограф?

Он не ответил. Похлопал себя по карманам, порылся в них, нахмурился.

— Я вызывала водопроводчика. Вам не следовало входить.

— Но вы же открыли дверь.