– Жаль, что вы не можете остаться. – Говорит она. – Я скинула тебе на почту макеты статей, они выйдут завтра.

– Каких статей? – Уточняю я.

– Свадьбы Алекса. Посмотришь. Вы там тоже есть.

Я обнимаю ее на прощание и понимаю, началось. Наша семья стала прицелом для журналистов, снова.

Картер

Мы едем в сторону университета уже больше часа, а Оливия не проронила ни слова.

Я хочу с ней поговорить, но боюсь, что мы затронем тему вчерашнего вечера, и тогда мне придется объясняться с ней. А я не хочу делать это в Рождество. Решаю помолчать и включаю музыку громче.

– Нет, это невозможно! – Наконец прерывает молчание она, когда мы уже заезжаем в город. – Все сначала.

– Я думал, ты привыкла к такому. – Отвечаю я.

– Ты хочешь снова сказать, что это мой мир? Нет! Я не согласна жить под прицелом камер, мне хватило прошлого раза. – Говорит она и ее глаза наполняются слезами.

– Что было в прошлый раз? – Интересуюсь я.

Если она расскажет свою темную историю из прошлого, так уж и быть, я расскажу ей свою. Но не сегодня, не завтра и не знаю когда. Я бы не стал рассказывать ей, но боюсь, что Чаки опередит меня и расскажет свою версию, а для меня это будет плачевно.

Но поговорить о ее словах, произнесенных на свадьбе нужно, и, признаться честно, я даже рад, что у нее есть другие проблемы и она совсем об этом забыла.

Конечно же, я не рад, что у нее проблемы, но рад тому, что она отвлеклась от меня.

– В прошлый раз мама расследовала очень громкое дело. Была обвинителем в суде. Может, слышал о Нью-Йоркском душителе? Его адвокат тянул процесс, как мог, давил и даже угрожал присяжным. А еще давил на мою маму через прессу. – Она отворачивается и смотрит в окно. – У меня тогда начались проблемы со здоровьем, а журналисты преследовали нас. В конце концов, вышла разгромная статья о том, что Железная Леди не может управиться со своей семьей, как ей можно работать в такой сфере? На первой полосе были мои фотографии и описание моей болезни. Весь Хемптонс обсуждал мою проблему, после этого мне нашли психиатра. На меня тыкали пальцем. Журналисты ходили за мной везде, они даже вломились к нам в дом.

По щекам Оливии текут слезы, я останавливаю машину, чтобы помочь ей успокоиться.

– Все происходящее, – продолжает она, – действовало на меня еще больше. Я больше ела, больше проводила времени одна. На руках остались шрамы, которые тоже были на первых полосах местных газет. Наши отношения с мамой испортились, она считала, что я виновата в этом скандале. И не наладились до сих пор.

Я обнимаю ее, прижимаю к себе и вдыхаю запах ее волос, они пахнут ванилью и кокосом. Она всхлипывает, ее бьет мелкая дрожь.

– Сейчас же все иначе. Ты сильная, ты справишься, а я буду с тобой. – Говорю я.

Мы продолжаем путь в полном молчании, а я прекрасно понимаю ее страх. Но теперь нас двое, очень надеюсь, что пресса не будет доставать ее так сильно, ведь проникнуть на территорию университета не так уж и просто.

Заезжаем на знакомую улицу, заходим в дом и останавливаемся возле квартиры.

– Картер, там девушка. Ей что, плохо? – Оливия отпускает мою руку и бросается навстречу девушке, которая лежит у моей двери.

– Проснись, эй, как твое имя? – Спрашивает Оливия наклонившись.

– Стейси. – Отвечает моя бывшая девушка, и я понимаю, что пропал.

– Я Оливия. Тебе плохо? – Обращается она к Стейси. – Что ты встал? Открывай дверь, ей нужна помощь. – Кричит она.

Я открываю дверь и захожу, ошарашенный тем, что происходит. Мы просто в секунде от апокалипсиса.

Оливия заводит Стейси в хорошо знакомую квартиру и сажает на диван. Я стараюсь совладать с гневом. Волосы Стейси растрепаны, в руках она держит какой-то пакет. Мешки под глазами стали еще больше, она даже похудела.

– Не нужно скорую, я уже ухожу. – Говорит Стейси дрожащим голосом.

– Картер, отвези ее домой, пожалуйста, чтобы я знала, что все в порядке.

Я вздыхаю, ее добродушие не приведет ни к чему хорошему. Молча встаю и иду к выходу, Стейси плетется за мной.

Мы выходим, я разворачиваюсь и смотрю на нее.

– Какого черта??? Что ты делаешь здесь? – Спрашиваю я.

– Я принесла тебе подарок. – Еле слышно говорит она, протягивая мне пакет.

– Оставь себе. Поехали, я довезу тебя до общежития, или где ты там сейчас живешь. Но только потому, что меня попросили. – Говорю я и отшвыриваю ее руку с подарком.

– В отеле. Я живу в отеле. Я доберусь сама, спасибо. Она красивая. – Говорит Стейси и убегает от меня.

Возвращаюсь обратно, где меня ждет моя Оливия. Мало нам проблем, теперь еще и объясняться со своей девушкой по поводу непрошеной гостьи.

– Почему ты так быстро? – Спрашивает она.

– Она живет где- то неподалеку и дойдет сама. – Отвечаю я.

– Бедная. Может она была под действием наркотиков?

– Именно поэтому ты привела ее к нам в дом. Оливия, так нельзя. – Я еще на взводе и не могу успокоиться, но не хочу срывать гнев на Оливию, сегодня ей и так не сладко. Решаю перевести тему и достаю из шкафа подарок.

– С Рождеством, Оливия. – Говорю я, протягивая сверток. Уже представил, как загорятся ее глаза, когда она откроет его.

Чтобы найти и купить ей такой подарок, мне пришлось потрудиться и немало потратиться. Но я очень хотел сделать ей приятно. Она берет книгу, аккуратно разворачивая упаковку.

– Почему сегодня? – Спрашивает Оливия.

– Хочу порадовать тебя.

Вижу ее горящие глаза, она открывает книгу и смотрит на меня.

– Это же коллекционное издание Шекспира. Книга девятнадцатого века, Картер. Я боюсь подумать, как сложно было ее достать. – Она бросается мне на шею, чуть не сбивая с ног.

– Да, было очень сложно.

– А еще я боюсь подумать, сколько стоят эти Сонеты.

И она опять же права, но все это мелочи, когда я вижу ее счастливые глаза.

Она садится на пол, открывает страницу наугад и читает:

«Откуда столько силы ты берешь,

Чтоб властвовать в бессилье надо мной?

Я собственным глазам внушаю ложь,

Клянусь им, что не светел свет дневной»5

Я улыбаюсь. Она продолжает открывать сонеты наугад и зачитывать мне вслух. А я любуюсь, наблюдаю за ее непосредственностью. Сейчас она такая счастливая, а час назад плакала и казалась беззащитной. Сейчас она полна доброты и спокойствия, вот так, сидя на полу и читая Сонеты Шекспира. А вчера вечером я видел в ее глазах страх и боль. Сейчас я понял, что я люблю ее.