Мандарин Кьен неотрывно смотрел в окно и даже не оглянулся.

— Нет, принц Буи, если позволите, я предлагаю другое — пусть ей выколют глаза. Вот наказание за прелюбодеяние!

Их разговор прервало тихое покашливание. Старый принц сделал знак прибывшим присоединиться.

— А, это вы! Мы как раз подбираем подходящее наказание для одной преступницы, которую задержали в городе. Эта женщина замечательной красоты поймана на месте преступления: она совершила прелюбодеяние.

— Я полагал, что обычным наказанием за это является растерзание виновной бивнями слонов, — сказал мандарин Тан бесхитростно.

Страдание, исказившее по-прежнему мужественные черты лица принца, означало, что он совершил промах. Конечно, он ведь ненароком напомнил ему о принце Хунге… Стараясь загладить свою неловкость, мандарин Тан поспешно продолжил:

— Хм, я предполагаю, что рассматриваемый вами случай выходит за рамки обыкновенного и что вы хотите вынести показательное решение. Каковы именно точные обстоятельства преступления?

Мандарин Кьен пришел ему на помощь. Сегодня он был красноречивее, чем обычно, и явно не хотел отмолчаться.

— Мадам Пион — женщина, известная своей красотой, все восхищались ею, наблюдая, как ее невинная свежесть расцветает в роскошную зрелость. Множество стихов посвящено совершенству ее черт. Она вышла замуж за городского торговца и родила несколько дочерей, одна из которых недавно вышла замуж за студента очень привлекательной наружности, но еще совсем юношу. И вот мать молодого человека жалуется, что он уделяет мало внимания супруге и что, несмотря на проведенные вместе ночи, у нее до сих пор нет детей. Однажды ночью, страдая от бессонницы, старая госпожа встает и видит свет в комнате сына. Глядя через перегородку, она понимает, что обнявшиеся силуэты играют в игру «Облака и Дождь»… Радуясь и любопытствуя, она подходит ближе и бросает взгляд — как бы случайно — в комнату. Но ее сын оказывается в обществе не жены, а тещи.

Принц Буи вмешался, чертя по воздуху рукой причудливые арабески.

— Какая, должно быть, была скандальная сцена! — воскликнул он, странно улыбаясь. — Я первый готов восхищаться красотой, но если она порождает извращение, ее нужно уничтожить. Вот почему я предложил запечатлеть на ее нежной коже знаки, которые навеки опозорят ее. Но у мандарина Кьена другое мнение, мне кажется.

— Действительно, мне кажется, что соблазнение начинается со взгляда — если ей выколоть глаза, она не сможет бросать соблазнительные взгляды на мужей других своих дочерей. Вот наказание одновременно и примерное, и символическое. Народ будет восхищаться вашей тонкой мудростью, поддерживающей традиции и укрепляющей их.

Ученый Динь, делавший до этого вид, что рассматривает книги, вышел из-за полок и украдкой состроил гримасу в сторону мандарина Тана.

Но принцу Буи понравилось это предложение.

— Да, по-моему, прекрасное предложение. К чему ограничиваться древними казнями, когда можно блеснуть новизной?

Удовлетворенный этим решением, он стал медленно прохаживаться по Стратегическому залу, заложив руки за спину, как человек, обдумывающий какое-то дело. Внезапно остановившись, он прищелкнул языком:

— Мандарин Кьен, прикажите, чтобы тюремщики позаботились об инструментах, которые понадобятся для этого наказания, и пусть стражи по всему городу кричат о дне исполнения приговора. Эта закуска добавит очарования главному блюду — казни семьи Дэй. Придет, наверно, множество народу, несмотря на дожди.

Делая заметки, мандарин Кьен кивнул:

— Вот именно, принц Буи, беспрерывный дождь внушает беспокойство. Я боюсь, что старые дамбы, защищающие Тханглонг, совсем развалились. Нужно, по моему мнению, укрепить их, иначе наводнение будет ужасным.

— Ба, у нас еще будет время этим заняться, поверьте мне. Они столько лет стояли, простоят и еще год. В дельте реки Красной люди знают, что такое паводок, и даже если несколько полей окажутся под водой, это не значит, что и столицу затопит. А крестьяне ведь привыкли работать, стоя по колено в воде, не так ли?

Принц расхохотался своей же шутке. Но мандарин Тан не смог заставить себя улыбнуться, зная, как ужасны последствия наводнения для крестьян. В его родной деревне в период дождей затопляло рисовые поля, и тогда начинались голод и нищета. Он решил почтительно вмешаться:

— Разрешите мне, принц Буи, поддержать предложение мандарина Кьена. Я сам пережил чудовищные паводки и видел уничтоженные рисовые поля — могу вас заверить, что для крестьян это ужасная катастрофа. Несомненно, осмотр дамбы обойдется гораздо дешевле, чем устранение последствий наводнения.

Принц махнул рукой, как бы отгоняя надоедливую муху.

— А, я вспомнил, что вы из крестьян, мандарин Тан. Очень похвально, что вы говорите от их имени.

Он помолчал, его взгляд посуровел, хотя при этом он приятно улыбался.

— Но вы же знаете, что крестьяне, поддерживаемые господином Дэй, чьи дни сочтены, и предводительствуемые Рисовым Зерном, считаются в данный момент врагами самого Императора. Их жалкое восстание, которое мы пытаемся подавить, возможно, скоро будет подавлено судьбоносным потопом. А он послан Небом. И так как вы все-таки являетесь императорским мандарином, вы должны быть не на стороне крестьян, а на стороне Императора. Вы согласны? По крайней мере, надеюсь, — добавил он лукаво, — после казни Дэй вы не займете его место?

Удивленный резкостью этих слов, мандарин Тан выпрямился, кулаки его невольно сжались. Динь заметил, что кровь отхлынула от лица друга, а на виске опасно запульсировала маленькая голубая жилка. Тана явно раздирали противоречивые чувства, но тут взял слово мандарин Кьен.

— Мой друг мандарин Тан увлечен идеей правосудия, в то же время он лоялен по отношению к Императору, могу поклясться. Поэтому его волнует, чем может обернуться наводнение не только для крестьян, но и для нашего несравненного города. Он, без сомнения, представляет себе те разрушения, которые могут произойти в столице в результате наводнения: дороги будут уничтожены, погибнут кладбища, возникнет угроза и для храмов. Нет, принц Буи, мандарин Тан не дерзкий бунтовщик, а бдительный подданный на службе Императора и вашей.

Он почтительно склонил голову, сложив руки. Повеселев, принц поднял костлявую руку, изборожденную морщинами.

— Я и не ожидал иного поведения от императорского мандарина, вы меня вполне успокоили, — просипел он сквозь желтые зубы, стараясь казаться приветливым.

Резко повернувшись, он направился к двери. Но прежде чем выйти, добавил:

— Не забудьте, что процедура наказания мадам Пион должна быть захватывающей. Вы должны решить, выколоть ли сразу оба глаза или — чтобы зрелище длилось подольше — один за другим. Наш народ любит, когда его устрашают.

Когда дверь за ним захлопнулась, мандарин Кьен повернулся к другу. Все еще смертельно бледный, с вытянутым лицом, он все же немного успокоился.